Евгений Панаско - Десант из прошлого

К счастью, уничтожением ядерных запасов поставлена точка на глобальных замыслах потенциальных диктаторов. Забот, однако, остается достаточно. Там и тут еще шевелятся авантюристы, захватывают заложников, торгуются… Не сдается мафия, хотя и загнанная в глубокое подполье. Дел Интерполу хватает: и сотрудников, пожалуй, тоже, раз я занимаюсь историей похищения книги…

Вот интересный момент: в финале «Десанта из прошлого» действие, начавшееся с Института архитектуры времени, вновь возвращается в него. Селас Гон во второй раз осуществляет эксперимент «Критерий истины». В новосозданном мире направление хода темпоральных процессов вновь изменяется. Теперь так же, как на Земле-1, можно нырять в прошлое. И Селас Гон, сентиментальный диктатор, сказав последнее прости своим свирепым феодальным соратникам, ныряет в еще одну Вселенную… все с той же целью подмять ее под себя.

Итак, «Критерий истины», с которого начинается роман, всего лишь литературный прием. Когда-то в детстве я читал фантастический роман, в котором автор вначале сообщает, что действие происходит не на Земле, а вообще в другой системе, куда бежали последние могикане рухнувшего капиталистического строя. Однако планету свою они назвали Землей, солнце Солнцем, спутник вокруг планеты – Луной и так далее.

А далее шел совершенный бред, точь-в-точь как у Гонсалеса. Не по сюжету, конечно, а по этому вот дешевому приемчику… Да… За что же тут уцепиться? Все – выдумка. Но вот в конце, правда, речь можно вести о реально планируемой попытке уйти в прошлое, создать там мир по тому образцу, который здесь, у нас, на бесконечно реальной и несомненно первичной Земле-1, не удался.

Книга, конечно, жуткая. Компотов абсолютно прав. Однако знакомство с нею мне практически не дало ничего. Ни-че-го! Ни единой зацепки. Итак, и дело дурацкое, и провалено по-дурацки.

Вот с таким вот настроением я и подошел к библиотекарю. У меня к ней был только один вопрос, а потом… что ж, потом… может, пригласить ее поужинать?

– Вы знаете, что ваш экземпляр Гонсалеса – единственный сохранившийся? Эта книга повсюду исчезла, – говорю я. – Во всем мире, представляете? – Мне надо спросить ее: не было ли попытки похитить книгу и отсюда, из библиотеки ИАВ. Похоже, что не было, иначе книгу мне так просто не дали бы.

– Знаю, – спокойно отвечает она. – Несколько дней назад мне сказал об этом сам автор.

– Что?! Вы знаете Гонсалеса? Он был здесь?

Меня вдруг как будто заливает жар, становится горячо, я уже чувствую, знаю: удача!

– Да нет, я, конечно же, не знакома с ним. Хотя, возможно, это кто-то из наших сотрудников – кажется, я его встречала… Но может быть, это был один из экскурсантов. Он вошел, спросил, есть ли у нас эта книга, а потом сказал, что она стала библиографической редкостью… Я сказала, что книга есть, но не удержалась и спросила, зачем ему эта бездарная книжонка? Оказывается, ляпнула совершенную бестактность, потому что он-то ее и написал, по глупости, как он выразился. Однако ему понадобился экземпляр, а вот надо же – нигде нет. Тут он протянул мне свое удостоверение или членский билет, и там было написано, что Гонсалес – его псевдоним. У него был такой жалкий вид, а тут еще я его, конечно, обидела; он попросил книгу и я ему дала.

– Как дали? – переспросил я. – Эту самую?

– Нет, не эту самую. С Гонсалесом у нас произошел в свое время казус: заказан был один экземпляр, а по ошибке прислали два. Надо было вернуть книгу обратно, однако младший библиотекарь, регистрировавшая книгу… ну, в общем, она отлучилась, потом регистрацию продолжил другой, так и получилось, что оба экземпляра были зарегистрированы и оба – под одним номером. Официально книга у нас в одном экземпляре, а фактически было два. Вот один я ему и отдала совсем, рад был страшно…

– А вы объяснили ему, что у вас остается другой экземпляр?

– Да нет, зачем? Просто отдала ему книгу, и все…

Так-так-так! Вот, значит, почему здесь Гонсалес сохранился. Однако как бы он реквизировал книгу, если б не эта случайность?

И тут впервые ко мне пришло ощущение, что за этой историей с исчезновением дурацкой книжонки стоит что-то значительное. До меня вдруг дошел масштаб проделанной операции: ликвидировать сотни, а может быть тысячи экземпляров книги, разбросанной по всей Европе! Значит, за этой акцией стояла какая-то организация, потому что одному человеку с такой задачей справиться невозможно.

Выходит, мне действительно повезло. И тут я спросил сам себя: а в чем же, собственно, повезло? Ну – прочитал я Гонсалеса, ну дрянь собачья, ну не вижу я в этой книжонке никакого смысла… Может быть, конечно, – не умею увидеть… Постой, постой, вспоминаю я, он же показывал удостоверение…

– А вот этот членский билет, где удостоверялось, что Гонсалес его псевдоним… Вы не запомнили случайно настоящую фамилию автора? Или организацию, выдавшую удостоверение?

(И вопль отчаяния в душе: конечно, конечно же не помнит!)

– Аугусто Арренио Мендес, – сказала она совершенно спокойно, – а выдано удостоверение Итальянским обществом свободных литераторов…

4

Был такой, был Аугусто Арренио Мендес! Тот ли это человек, что приходил в библиотеку ИАВ за книгой? С ходу мне это выяснить не удалось, потому что картотека в этом самом обществе свободных литераторов велась из рук вон плохо, фотография с того места, где надлежало ей быть, оказалась отодрана вместе с куском картона. Но адрес, адрес Гонсалеса оказался у меня в руках.

Что нынче расстояния в Европе? Из конца в конец континент можно пересечь за час: бортовой компьютер рассчитывает маршрут, основное расстояние, не выходя из автомобиля, пролетаешь в вакуум-тоннеле, в вагоне на левитирующей магнитной подвеске, остаток пути – обычным путем, на колесах.

И вот, сравнительно недалеко от городка ИАВ, всего в тысяче пятистах километрах, я стоял на грязной лестничной площадке семиэтажного дома и чувствовал, что кончик веревочки, судорожно зажатый мною, вырывается из пальцев. Дверь, перед которой я стоял, имела вид малообнадеживающий. Попросту говоря, мне казалось, что за этой дверью давно уже никто не живет…

Я позвонил еще раз, и вновь безрезультатно. Тогда я повернулся, наконец, чтобы уйти, и тут увидел, что мое топтанье на лестничной площадке, долгие звонки и стук в дверь оказались не совсем уж безрезультатны. У лестницы, опираясь задом на перила, стоял, засунув руки в карманы, здоровенный парень лет двадцати, ростом эдак сантиметра на два повыше меня, килограммов на 90–95, мускулистый, и с лицом форменного дебила. Я как-то сразу понял, что дебил этот появился тут совсем не случайно, и на душе у меня стало так тепло, будто я увидел старого приятеля.