Вячеслав Морочко - Камни и молнии (сборник)

Это было уже чересчур: обращение к сознательности могло означать желание повлиять на свободу выбора.

– Неужели, мама, – сказал юноша – ты добивалась этого назначения, чтобы иметь возможность читать мне нотации?! Пойми же ты, это моя первая работа! Ты должна верить, что со мной ничего не случится!

Она улыбнулась и тихо сказала: «Боже, как ты стал похож на отца… Улетая, он всегда говорил: «Вот увидишь, со мной ничего плохого случиться не может!» Кстати, перед отлетом сюда, я слышала что для исследования Пещеры готовится комплексная экспедиция. Кроме людей в ее состав будут входить универсальные киберспелеологи…»

Мать глядела сыну в лицо, ждала, что он скажет. Но юноша отвернулся и промолчал. Он-то знал, что при существующей нехватке людей всякое упоминание о комплексной экспедиции в Пещеру уже давно стало восприниматься как анекдот.

Неожиданно мама перевела разговор и молодым звонким голосом спросила:

– Ты не скучаешь здесь по Земле?

– Есть немного, – ответил сын.

– Да ты помнишь ли Землю? – продолжала она с улыбкой. – Скажи, ты когда-нибудь замечал, как весной в течение дня одуванчики сбрасывают золотые локоны и дружно распускают по ветру серебристые кудри?

Дмитрий с досадой подумал: «Милая мамочка, вижу, ты хочешь смягчить меня сентиментальностями, а получается, будто мы говорим с тобой по двум рациям на разных волнах. Наука увлекает нас в бездны времен, несоизмеримые с продолжительностью одной жизни. Человек мечтает о вечности и бессмертии. Чтобы не впасть в бесследность нельзя терять ни минуты, надо успеть за короткую жизнь раскрыть хоть какую-то тайну!»

– Да, мы живем в нетерпеливое время, – сказала мама, вновь угадав его мысли, – поэтому каждый шаг обходится нам так дорого! Она хотела добавить что-то еще, но только закусила губу и направилась к выходу.

Дмитрий чувствовал, как сердце сдавило от жалости к матери. Хотелось ее удержать… Однако, не двинувшись с места и ничего не сказав, он позволил ей улететь.

Прошло шесть дней. Сегодня, перед вылетом к Пещере, Дмитрий впервые после неприятного разговора вызвал на связь астромаяк. Он сам не знал, о чем будет говорить. Но очень хотелось услышать родной голос. К аппарату подошел кибер-заместитель и доложил, что мама три дня назад вылетела на инспекцию автоматических филиалов маяка.

Юноша вздохнул с облегчением.

– Второй, я – первый, – радировал планетолог – достиг входа в Пещеру! Начинаю спуск! Как поняли? Прием.

Внутри шлема раздались гудки – позывные кибера-заместителя – а за ними послышалось:

«Первый, я – второй. Вас понял: достигли входа в Пещеру, начинаете спуск. Прием».

Дмитрий поморщился. Он еще не привык к бесцветному дикторскому баритону ранцевого интерпретатора: прибор обрабатывал принятые сигналы и голосом, независящим от условий связи, языка или шифра, которым эти сигналы передавались, коротко излагал их суть. Юношу развеселила мысль о том, что устройству, повышающему чувствительность и стабильность работы связной аппаратуры, приходилось теперь интерпретировать такую же тусклую, как у него самого, речь электронного кибера. Дмитрий слышал, что во время продолжительных рейсов однотонное вещание интерпретатора порой выводило людей из равновесия. Но перед спуском в Пещеру, где над его головой будут толщи не проницаемых для радиоволн пород, интерпретаторский голос звучал для Дятлова как последний «привет» из обжитого мира. Здесь на поверхности его будет ожидать бот, управляемый кибером. Юноша оглянулся, прощаясь с утренним светом, включил нашлемный фонарь и сделал первые шаги навстречу «Загадке Века».

Горловина Пещеры переходила в широкий проход, который полого вел в глубину и плавно поворачивал влево. Когда входное отверстие скрылось из виду, юноша выключил фонарь, уступив желанию увидеть во мраке последние отблески утра. Однако скоро Дмитрий заметил, что и внизу, в том направлении, куда вел коридор, появилось какое-то свечение. Он снова включил фонарь и ускорил шаги. Яркий луч делил пространство на сверкающие выпуклости и огромные колеблющиеся провалы теней. С каждым шагом кондиционер скафандра работал все интенсивнее: окружающая температура понижалась и свечение впереди, приобретая багрово-фиолетовый оттенок, делалось все заметнее даже при свете фонаря. Это было волшебное зрелище и юношу охватил восторг. «Если бы ты только знала, – мысленно обращался он к матери, – как давно я мечтал об этой минуте!»

Проход расширялся. Потолок все дальше уходил вверх, пока не исчез во мраке. Миновав очередной поворот, юноша погасил фонарь и восхищенно присвистнул: огромный зал напоминал остывающую топку. Неровности пола и стен испускали свет раскаленных углей. Языки холодного сине-фиолетового пламени метались, как пугливые птицы, собирались в дальних углах, водили хороводы в смутной вышине. Впечатление не снижалось от того, что юноше было известно физическое объяснение происходящего. Перед ним была колоссальная полость вытравленная лавуриновой кислотой в пластах фороцидов, которым свойственно светиться при низких температурах. Цвет излучения зависел от толщины и засоренности слоя. Стоило юноше двинуться с места или повернуть голову, как покрывавшие стены тончайшие пленки превращали грот в дивный калейдоскоп. Планетолог, как зачарованный, шел сквозь многоцветную карусель и думал: «Милая мама, если бы ты только могла видеть все это своими глазами, ты бы не корила меня земными одуванчиками».

Неожиданно в динамике что-то щелкнуло и планетолог уловил чарующий звон. Он мог бы поклясться, что ничего подобного раньше не слышал. Сразу за первым тактом мелодии раздался знакомый голос интерпретатора: «Внимание. Смотри под ноги». Дмитрий зажег фонарь и похолодел: у самых ног его зияла трещина шириной до трех метров. «Внимание. Смотри под ноги» – повторил интерпретатор. Легко перепрыгнув трещину, Дмитрий осторожно придвинулся к самому краю и заглянул вниз. Свет фонаря, скользнув по стене, дна не достиг. Юноша включил передатчик и стал вызывать: «Второй! Второй! Я – первый! Как меня слышите? Отвечайте! Я вас больше не слышу!» Только что ему удалось избежать гибели. Предупреждение поступило по рации. И он не сразу сообразил, что, находясь в глубине пещеры, напрасно тратит время, вызывая на связь робота: фороцидовая толща не проницаема для радиоволн, а позывные кибера, состоящие из коротких однотипных гудков, не напоминали мелодичного звона, предворявшего появление в эфире нового корреспондента.

По спине поползли мурашки. «Уж не мои ли предшественники подают голоса? – подумал юноша, но сейчас же отвел эту мысль: у него не было основания не доверять результатам биоанализа. Приборы могли обнаруживать жизнь на любом расстоянии и за любой преградой. Ощущение, что за тобой наблюдают, не из приятных. Не важно, находился ли неизвестный где-то поблизости или использовал для наблюдения телеаппаратуру – Дмитрий обязан был узнать, что за таинственная душа обитает в фороцидовых складках и «подает советы прохожим». Юноша прислушался: снаружи, сквозь шлем проникали глухие скрежещущие звуки, словно где-то далеко работал гигантский плохо смазанный механизм – и направился к центру грота, где торчала целая роща каменных столбов; там легче всего было спрятаться наблюдателю или скрыть аппарат наблюдения.