Яков Окунев - Катастрофа

Теодор Эрн разглаживает свою бороду и гудит, как большая муха. Революция - это не вспышкопускательство. Маркс сказал... Энгельс сказал... Каутский говорит... Точно град тяжелых камней сыплются на головы Сэмов и Кистеров ученые выкладки и соображения. Кистеры делают умные лица, у Сэмов в глазах тоска. А Теодор Эрн, поглаживая свою бороду, бубнит и бубнит. Революции не делают штыками. Революция, видите ли, тонкая штука. Ее делают, видите ли, мирным путем, у избирательных ящиков. Вы хотите добиться социализма? Великолепно! Подавайте голоса, сыпьте побольше голосов, и когда Теодор Эрн и его единомышленники займут всю левую, и весь центр, и всю правую парламента, и тогда не будет ни левой, ни центра, ни правой, а будет социализм. Без единой капли крови, без единого выстрела. Голоса? Голоса!

Голос Теодора Эрна густеет. Теперь уже гудит не одна муха, а целый рой больших мух. Благоразумие, мистеры! Сотни расстрелянных... Тысячи убитых. В профессиональных кассах не осталось ни цента. Великая забастовка выкачала всю наличность. Генерал Драйв возьмет верх. Что тогда, мистеры? О, мистеры, начинается реакция. Что такое реакция? Профессиональные союзы будут разогнаны. Все будет разогнано. Благоразумие, мистеры, благоразумие!

- Ага! Ага! Мы же говорим то же самое, - торжествуют Кистеры.

- Золотые слова! Браво, Теодор Эрн, браво!

- Пора прекратить волынку! На работу, мистеры!

Сэмы возмущены:

- На работу? Ломать стачку? Попробуйте, мистеры.

- Пусть говорит Хорн. Подавайте нам Хорна.

Эдвар Хорн не говорит, а выжигает каленым же лезом... Маркс... Энгельс... В руках Хорна они жгут душу, они трубят сбор боевых сил. Благоразумие? Где было ваше благоразумие, когда миллиардеры объявили войну? Вы говорили об обороне отечества. Почему мистер не говорит об обороне пролетариата? Мистер говорит о благоразумии, когда на нашей стороне половина армии. Благоразумие, когда улицы Нью-Йорка забрызганы рабочей кровью. Пусть мистер отправляется к диктатору генералу Драйву, и пусть он с ним поговорит о благоразумии.

Сэмы кричат и стучат ногами и палками.

- Браво, Хорн! Браво! К черту благоразумие.

- Пусть идет к Драйву! Долой Эрна!

Кистеры тоже стучат ногами и палками и тоже кричат:

- Долой Хорна! Долой забастовку!

- У нас есть семьи! Долой отчаянных!

Но Эдвар Хорн не кончил. Когда стихает шум, Хорн выдвигает против Эрна факты: южные и восточные штаты в руках красных. Президент... Что он сказал о президенте? Разве это может быть? Президент арестован?! Сам президент!

- У-ра! У-ра!

- Гип! Гип!

Да, да, президент арестован. Правительство Соединенных Штатов наполовину сидит в тюрьме, а наполовину скрылось.

- Гип Гип! Мы будем их судить.

- На веревку президента! Гип! Гип!

Но Хорн продолжает. Мистеры услышат кое-что и о флоте. Не сегодня так завтра. А слыхали ли вы о том, что делается в Англии? Английский флот восстал. В Лондоне бои. Может быть, мистер Эрн отправится к диктатору Драйву? Может быть, он скажет ему несколько слов о благоразумии. О том, что его дело проиграно, и о том, что пора прекратить кровопролитие.

Кистеры молчат и, насупившись, покидают зал. Сэмы подхватывают Хорна на руки и несут его по улице.

И поют... В пороховой копоти, со шрамами на лицах, с перевязками, с револьверами за поясами, с винтовками за плечами, они поют. И город отвечает им ревом орудий и болтовней пулеметов.

Город ревет ту же песню огня и битвы.

На заре генерал Драйв перестал бегать по комнате, щупать свой браунинг, шептать. Он засыпает. Но сквозь сон он слышит стук в двери и вскакивает:

- Кто там? Кто там?

И хватает револьвер, наводит на дверь.

- Кто там? Кто стучит?

- Срочное донесение, генерал.

Генерал Драйв влезает в домашние туфли и отпирает дверь. На всякий случай револьвер под рукой на столе, палец на спуске.

- Под козырек! Руку под козырек! По уставу!

Ординарец не может взять под козырек. У ординарца весь правый рукав в крови. Кровь капает с рукава и алыми звездочками ложится на пол.

- На эстафете указано: доставить в двадцать два часа. Теперь пять. Почему вы опоздали на целых семь часов? - Генерал смотрит своими колючими глазами на ординарца.

Гавань занята красными. Ординарец пробрался через заграждения красных, Бродвей занят красными. Ординарца ранили на Бродвее.

- Я ничего не хочу знать о красных и о том, что они заняли. Вы должны были умереть, дважды умереть, семьдесят раз умереть, а доставить эстафету в срок. Адъютант, запишите под суд. Ваша фамилия?

- Грахам, генерал.

- Запишите под военный суд.

- Есть, генерал.

Генерал Драйв вскрывает пакет. Во флоте началось брожение. Адмирал не ручается. Младшие офицеры колеблются. Адмирал просит...

Генерал Драйв рвет эстафету на мелкие клочья. Эти клочья он рвет на мелкие клочки. Генерал забыл об ординарце и рвет, и рвет бумагу, шепчет что-то синими губами. И вдруг вскакивает и кричит:

- К стенке, к стенке! Расстрелять! Пишите, адъютант. Пишите же!

- Кого расстрелять, генерал?

- Кого? Меня! Вас! Всех! Пишите же!

Он опускается на стул и берет себя в руки. И слабым старческим голосом говорит:

- Пишите приказ. Полковнику Томсону с полком пехоты и полковнику Дебреру с артиллерией немедленно двинуться к гавани. Умереть, а пробиться. Пишите! Пехоту разместить по указанию адмирала на подозрительных судах, арестовать зачинщиков и неблагонадежных.

Флот взять под обстрел артиллерии и, в случае чего, начать бомбардировку флота. Пишите.

- Готово, генерал.

- В одиннадцать часов все должно быть исполнено. Пишите.

- Написано,генерал.

- Уходите.

Генерал запирает дверь и, оставшись один, начинает зачем-то рыться в своем чемодане.

Часть вторая

Х

На дредноуте "Авраам Линкольн" стоит часовой. Окаменел. Часть огней притушена. Электрические груши тускло желтеют на мостике, в кают-компании, на шканцах...

Из океана наползает туман... Пропал "Авраам Линкольн", крейсера и миноноски. Прожектор с головного крейсера осторожно прощупывает туман и вырывает из него то толпу серых труб, опоясанных черными и красными кольцами, то хобот орудия, одетого в брезент, то покатый бок подводной лодки.

Со стороны города туман пропитан кровью зарева.

Город беспрерывно рычит. Точно сотни телег на железных колесах тарахтят на его улицах. Огненный град падает над городом. Огромные огненные комья снарядов рвутся, рассекая пламенными брызгами туман и рассыпая раскаленную пыль.

Вдруг на "Аврааме Линкольне" вспыхнула и взвилась ракета.

И не успела она рассыпаться, как с крейсеров и миноносок брызнул ответный огненный дождь ракет, и все они сразу зажгли свои огни и вынырнули из тумана.