Геннадий Прашкевич - Шкатулка рыцаря (сборник)

– И река у нас! Сами знаете, какая река! Плесы по девять верст, глубина до семи метров. Рыбу пугнешь, всплывает налим, таймень часто всплывает…

– …а если всплывет и парочка водолазов, так это потому, что рыбу мы динамитом глушим.

– Да в рыбе ли дело? – Гаргос густо побагровел, но все равно теперь он смотрел только на иезуя, самодовольно поглаживающего густо колосящиеся усы. – Культура у нас, большая культура, вот что радует. И клуб тебе, и богатая библиотека, и даже цирк приезжает! Там птицы, змеи, бегемот в клетке. Ну, этот бегемот, прямо смех! Челюсть отклячил, ждет. А народ у нас добродушный, чего только ни бросали! И яблоки, и огурцы, и помидоры, и свеклу…

– …а если и гранату бросили, – сипло прогудел Лигуша, – так это потому, что сами ее смастерили.

– Да вот сами! – вскинулся наконец Гаргос. – Умельцы у нас такие, что хоть мельницу поставят, хоть гранату соорудят! Сами помните, рванула так, что в твоем вонючем Парагвае все негры с деревьев попадали!

– Какие это в Парагвае негры? – насторожился усатый сахранец.

– Нацисты перекрашенные, – сипло подсказал Лигуша.

К Шурику неслышно приблизился официант:

– Что будем заказывать?

– Рыбий корм, – машинально ответил Шурик, разглядывая веселую витрину крошечного магазинчика, уютно устроившегося на краю площади. Весь в стекле, похожий на аквариум, магазинчик был украшен крупной, бросающейся в глаза вывеской: «РУССКАЯ РЫБА».

Официант понимающе улыбнулся:

– Не держим-с.

– А русская рыба?

– Хек? Треска? Лещик?

– Лещик, пожалуй. А пиво?

– Исключительно жигулевское.

– Вот его и несите. – Шурик опасливо понизил голос: – А этот там у вас в скверике… Ну, вроде как монумент… Это кто?

– А-а-а, в скверике, – расслабился официант. – Это у нас известная художественная скульптура. Так сказать, историческое изваяние на память для горожан. Константин Эдмундович, если не ошибаюсь.

– А по роду занятий?

– Первооткрыватель, наверное.

– Если первооткрыватель, почему от него пионер убегает?

– Тогда первопокоритель, – счастливо кивнул официант. – Тут у нас чего только не стояло-с. Но так получается, что ничто не стоит долго. То день ВДВ, то…

Инвалид Великой Отечественной войны с правом на получение личного автомобиля ищет спонсора, готового оплатить неизбежную взятку.

За соседним столиком снова загомонили.

– …вот тебе писали, что в Парагвае картошки нет. Врать не будешь, писали? – Гаргос опять обращался к усатому, и до Шурика наконец дошло, что зудав соленый, сахранец и иезуй есть тот самый человек, которого ненавидела Анечка Кошкина за то, что он получил в Парагвае наследство. – И я читал, нет там картошки. Одни индеанки. На ней пуговку расстегни, она уже вся голая…

Издалека томительно донеслось: «Барон…»

Уважаемый господин президент! А не обменяться ли вам в целях полной безопасности всех народов кнопками запуска ядерных ракет со всеми президентами государств, владеющих ядерным оружием?

Иван Лигуша молча повел огромным рыхлым плечом.

В словаре научных терминов сказано: «Плюрализм – это разновидность эксгибиционизма в сочетании с вуайеризмом, то есть непременное участие в половой близости трех и более партнеров». Как же следует тогда понимать выражение – плюрализм мнений?

– …а еще гуси, – убеждал наслажденца, сахранца сладкого совершенно распоясавшийся от многой выпивки Гаргос. – У нас тут всякий гусь – это гусь, а у тебя гусь – гусанос.

– Гус? – Усатый вдруг заговорил с парагвайским акцентом.

Беляматокий.

Редкостное слово, оценил Шурик.

Ни одна буква не повторяется. Жаль, неизвестно, что означает.

Впрочем, Иван Лигуша на такое богатое слово все равно не потянет. Это рвется кто-то другой, зовет родную душу через всю страну – беляматокий! Тоскливый зов. Долгий. Это не Барона искать.

Что-то изменилось в кафе.

Шурик оторвался от вырезок из газеты «Шанс».

В кафе стояла тишина. Приятели Гаргоса смотрели почему-то на Шурика.

– Чё, Иван? – волнуясь, спросил Гаргос. – Драка сегодня будет?

– А вы монетку бросьте. Решка – непременно к драке.

– А точнее? Он что, уйдет? Ты нам скажи. Вот встанет и уйдет, что ли?

Иван Лигуша задумался. Неслышно возник рядом официант, доверительно шепнул в ухо Шурику: «Вас междугородняя вызывает. Через администратора, но вы можете подняться в свой номер».

Шурик кивнул. Взгляды Гаргоса и компании ему не нравились.

Он забрал у официанта поднос с салатом и с пивом (его собственный заказ) и встал. Всей спиною чувствовал, что Лигуша почему-то угадал в нем… Но кого угадал? Что угадал?

С подносом в руках Шурик поднялся по лестнице.

Больше всего хотелось ему вернуться в кафе, запустить подносом в Гаргоса и выбить стул из-под великана Лигуши. Ладно, сказал он себе. Он хорошо знал свой характер. Однажды возле универмага «Россия» Шурик отбил у пьяных, совсем уже озверевших от пьяни юнцов некую девку, вопившую как милицейская сирена. Вырвавшись из потных и мерзких лап, девица дала деру, забыв позвонить в ближайшее отделение. Семь разочарованных морд, потные акселераты в джинсовом рванье, заглотившие каждый по паре бутылок портвейна, тяжело притопывая шнурованными кроссовками, пошли на Шурика. Козел! Украл удовольствие! Живая, голосистая девка, где она? На ходу вооружаясь кто палкой, кто ржавой железкой, акселераты молча шли на Шурика, круша по пути хрупкие стекла автомашин, приткнувшихся к коммерческим киоскам. Владельцы киосков трусливо прятались за металлическими ставнями, а Шурик боялся только одного: не сорваться, не искалечить юнцов.

Эти мысли, конечно, здорово ему мешали.

Из-за них он действовал не так быстро, как следовало.

Не то чтобы пропускал удары, нет, просто в последний момент за остекленелыми взглядами, за кривыми ухмылками, за визгливыми воплями, мало напоминающими человеческие голоса, он вдруг, как звезду из тьмы колодца, прозревал в несчастных акселератах им самим непонятное отчаяние, может, даже – самого себя из далекого детства…

А в другой раз на заплеванном центральном рынке два смуглых не наших гуся (правильнее, гусанос) в потертых кожаных куртках рассыпали по грязному снегу небогатый репчатый лук, принесенный на продажу какой-то местной старушкой. Старушка, крест-накрест перевязанная платком, моргала и плакала, беспомощно наблюдая, как эти смуглые гуси (гусанос) кривоного топтали сапогами ее небогатый лук. Шагах в пяти стоял местный милиционер в форме. Он старательно отворачивался.