Жан ля Ир - Иктанэр и Моизэта

Странное и поразительное видение! Тело этого человека, с его юными и совершенными формами, было сплошь покрыто серебристой чешуей, отливавшейся всеми цветами радуги! Его нервные и нежные руки были обнажены. Стеклянная маска покрывала его лицо и ее ослепительное отражение не позволяло рассмотреть сокрытые ею черты лица. Выделялись лишь большие черные глаза.

Кто же это был за человек, который жил и двигался под водой, как в своей родной стихии? И эти серебристые чешуи были ли они искусственного приготовления, или же составляли то одеяние, которое дала ему, как некоторым рыбам, сама природа?..

Лучезарное видение это оставалось почти пять минут перед стеклом. Неподвижно оно дало себя внимательно осмотреть Оксусу и Фульберу.

Но монах поднял руку и медленно пошевелил пальцами.

И тотчас таинственный обитатель моря сделал легкий поворот и плавными движениями начал удаляться в глубину грота. Он словно растворился в блеске электрических лучей, смешался с ними и исчез…

Тогда Оксус немедленно нажал какие-то кнопки сигнального стола, и стены лаборатории выдвинулись на свое место и закрыли феерический подводный грот; потом загорелись люстры, погасла синяя лампочка, щелкнула дверь и открыла проход Сципиону.

В две минуты негр раздел обоих людей из показных водолазных скафандров и, убрав костюмы и каски в шкаф, вышел.

Оксус надел снова свою белую блузу и кожаные сандалии, а Фульбер свое черное с капюшоном одеяние и башмаки.

— Он здравствует! — с видимым удовлетворением произнес монах.

— Вполне, — подтвердил Оксус. — После целого месяца погони через все океаны и моря результаты оказываются гораздо лучше, чем мы предполагали… И ты, брат, прав: с ним мы будем владычествовать над миром.

— С ним и после него, до скончания веков! — произнес монах.

И в его голосе прозвучала такая глубокая и потрясающая мощь, что казалось, отдалось через стены по всем подземельям.

Затем наступила минута молчания, во время которого чудовищные замыслы этих двух людей, разогретые последней фразой, словно дали себе волю, не зная ни границы, ни времени. Неподвижные один перед другим, они словно сразу выросли, и их глаза, остановившиеся во встречном взгляде, точно сошлись на зрелище одного и того же грандиозного будущего. Но мало по малу огонь в них погас, и сухо махнув рукой, словно желая одним взмахом отрезать мечты от действительности, Оксус сказал:

— А теперь, как ты думаешь, Фульбер, не пора посвятить Сэверака в то огромное дело, которое мы совершили и в еще более огромное, которое нам остается закончить?

Монах Фульбер несколько минут думал. Очевидно, он взвешивал выгоды и неудобства предложения.

— Сэверак начинает проявлять нетерпение, — опять заговорил Оксус, — что ничего не знает. Вот уже восемь месяцев, как мы его окружили тайнами. И его преданность делу, которому он служит, но которого не знает, может поколебаться, тем более, что эта преданность у него — дело воли, а не сердца. Наконец, он умен, осторожен и проницателен. Наблюдая и делая выводы, он фатально придет сам к разгадке части нашей тайны и тогда…

— Ты прав, — прервал его Фульбер. — Позовем его. И пусть он сперва осмотрит «Торпедо», а потом я ему расскажу вкратце наше дело в его прошлом, настоящем и будущем.

— А не думаешь ты, что не лучше ли оставить его при его иллюзиях на нашу социальную миссию? — возразил Оксус с иронической улыбкой.

— Нет! Он будет потом вправе обвинить нас и изменить нам. Я открою ему все, и если он поклянется нам в преданности и верности, то будет нам братом, а если нет…

— То умрет! — спокойно докончил Оксус.

— То умрет! — повторил монах, словно ударяя топором по плахе, и глаза его блеснули огнем.

— Впрочем, — добавил Оксус, — Сэверак нам больше не необходим, так как механическая часть его «Торпедо» мне так же знакома, как и ему, и кроме того, я усвоил все электротехнические приемы.

— Тем более основания с ними не церемониться! — заключил Фульбер.

Оксус вернулся к сигнальному столу и надавил кнопку № 3 на доске «Персонала».

Две минуты спустя, новый человек вошел в лабораторию. Он был маленького роста, сухощавый, первый, с белокурой бородой и волосами, с узким, вечно заботливо наморщенным лбом и с зеленоватыми, не внушающими доверия глазами. Как и Оксус, он одет был в белую длинную блузу.

— Господин Сэверак, — проговорил монах: — «Торпедо» прибыл. Его надо сейчас же осмотреть. На этот раз его путешествие было длинно и без остановок.

— Вы думаете, что он пострадал? — проговорил Сэверак глухим от природы голосом.

— Видимых повреждений — едва ли! Но легкие — может быть.

— Не может быть легких повреждений в таком тонком аппарате! — отрезал Сэверак таким непререкаемым тоном, каким говорят лишь изобретатели о своих изобретениях. — Посмотрим же «Торпедо»!

Оксус остался перед квадратным столом. Он надавил кнопку № 1 на доске «Бассейн». Послышался гул, словно от большого количества воды, которую с огромной силой гонят по трубам. Когда этот шум прекратился, Оксус нажал кнопку № 2. Тогда в глубине лаборатории, между двумя электрическими машинами отворилась дверь, пред которой уже стояли Фульбер и Сэверак. К ним присоединился и Оксус, и все трое вступили в грот, освещенный до самых дальних закоулков двумя электрическими полушариями, укрепленными к сводам. Свод этот, видимо, был сделан руками человека. Стены грота, роста человека, были цементированы и еще слезились от воды, которая лишь две минуты перед тем наполняла этот бассейн и была выкачена наружу четырьмя насосами, приемные отверстия которых виднелись внизу.

— Вполне очевидно, что больших аварий нет, — с удовлетворением проговорил Сэверак.

И он склонился над странным аппаратом, покоившимся на трех цементированных подставках.

Это было нечто вроде аллюминиевой герметической лодки, передняя часть которой была снабжена колпаком из толстого стекла, спускавшимся до половины лодки и образовывавшим выступ над палубой. Верхушка этого выступа была соединена аллюминиевой полосой с кормовой частью, за которой сзади находился винт с вертикальными лопастями, а по бокам — два винта с горизонтальными лопастями. Посредине лодки, ниже линии палубы, с обеих сторон выдавались, как автомобильные фонари, два шара из толстого стекла. Палуба была просверлена четырьмя нумерованными отверстиями с герметически закрывающимися дверцами. И между этими дверцами палуба была слегка вогнута в таком роде, что напоминала, будто тут ничком должен лежать среднего роста человек, с полупростертыми руками по бокам обложенного резиной углубления, на которое мог опираться подбородок. Кроме того, возле этого же углубления и на месте, где должны приходиться руки человека, в вышеописанной позе находились два ряда электрических выключателей, каждый с пометкой отдельной буквой.