Иван Валентинов - Мертвая вода

- Ты, как всегда, прав, сержант Полуянов...

Партизаны редкой цепочкой двинулись к железной дороге. В негустом осиннике на краю леса остановились, и Полуянов протрещал по-сорочьи. В стороне зашевелилась забытая кем-то копна сена, блеснул ствол карабина и показался разведчик, обвешанный космами сухой травы. Он показал, где до времени укрыться подрывникам и группе прикрытия. Вскоре с запада послышался шум мотора, застучали на стыках колеса, и мимо притаившихся партизан прошла на малой скорости дрезина. На ней сидели десять автоматчиков. Два пулемета были направлены на лес. Дорога чуть дальше изгибалась крутой дугой. Дрезина скрылась. Бойцы прикрытия быстрым шагом двинулись к повороту, а Полуянов поднялся на насыпь, показал, где выбирать щебень. Через несколько минут были выкопаны неглубокие ямы. Полуянов выровнял дно, положил плоские камни, на них связанные бечевкой бруски тола, а сверху - мину. Закрепил все это колышками, ввернул взрыватели. Потом засыпал щебнем и заровнял. Никаких следов установки мин не было видно ни с рельс, ни с кромки насыпи.

Теперь следовало уходить и ждать. Партизаны тщательно уничтожили все следы своего пребывания у железной дороги и двинулись в путь. Метрах в пятистах от полотна остановились. В просвет между деревьями виднелась верхушка высокой насыпи.

- Ежели дрезина снова пойдет - считай, что труд даром пропал. А вот если пеший патруль - значит, жди эшелон...

- Труд у нас, Полуянов, невелик... Вот первомайский подарочек бы немцам преподнести - это дело.

Солнце опустилось к самой насыпи. Все знали, что с наступлением темноты поезд вряд ли пустят на перегон. И тут в просвете между деревьями мелькнули силуэты.

- Ого, сильный патруль... Все в касках, значит, солдаты, полицаев нет...

Полуянов говорил шепотом, словно немцы могли услышать на гаком расстоянии. Едва прошел патруль, как показался другой, шедший в противоположном направлении. Дальний гудок паровоза был слаб, едва слышен, но для партизан прозвучал, как гром. Снова потянулись минуты тишины и, наконец, застучали-запели колеса, все ближе, отчетливее...

- Надо уходить. Да побыстрее... Жуков и Маргасов - в передовое охранение!

Егоров знал, что немцы немедленно организуют облаву. Знали это все партизаны. Но двигались неспешно. Ждали. И дождались. Первый взрыв показался слабым. Но потом будто небо раскололось над железной дорогой взметнулась стена огня, что-то с воем и свистом проносилось над лесом. И еще долго позади трещало, ухало, ввысь поднимались красно-желтые султаны пламени и снопы искр...

...Подрывников и разведчиков в отряде встретили, как героев. Но, поздравляя их, командир и комиссар казались озабоченными. Отойдя в сторону, Зимогоров тихонько сказал Алексею: "Путь на базу отрезан. По дорогам движутся бронетранспортеры и грузовики с пехотой. Похоже, что нас выследили и намереваются взять в кольцо. Пока свободен только маршрут номер пять..." Маршрутом номер пять в отряде называли дорогу через огромное болото. Почти непроходимое. Но была одна тропка... Сухим, жарким летом она могла стать торным путем. Но весной, когда только что стаял снег и все вокруг напоено влагой, эта тропка скорее всего превращалась в ловушку. Так это или нет - никто в отряде не знал. Перед командованием стояла проблема: принять неравный бой и попытаться прорваться к базе или же уходить по маршруту номер пять. И то, и другое могло привести к гибели. Времени для разведки болотного варианта не было. На кратком совещании решили: идти маршрутом номер пять, заготовить и раздать всем шесты. Всем, кроме пулеметчиков. Их должны страховать идущие впереди и позади.

...Справа и слева в темное небо взмывают ракеты. Мертвенный зеленоватый свет выхватывает на несколько мгновений из мрака жесткую осоку, тусклые зеркальца воды, хилые больные деревца на кочках. Справа и слева немцы. Каратели. Впереди - топь. Под ногами хлюпает, пружинит тонкий покров переплетенных трав над бездной... Островок. Можно передохнуть. Дальше самое страшное. Окна-чарусы. Днем они выглядят, как ровные зеленые лужайки. Приветливые, милые. Но стоит ступить шаг, другой, как брызгает из-под ног вода, проваливается предательская лужайка, и уходит человек в бездонную глубину. Ухватился за траву, а она рвется. Засасывает безжалостная чаруса. И следа не остается - через несколько часов смыкается зеленый покров...

Медленно, медленно, нащупывая шестами дорогу, идут передовые. Вот сорвался один. Грудью лежит на шесте, но трясина тянет. Не помог бы и шест, но летят связанные пояса, хватается гибнущий. Товарищи, найдя надежные кочки, тянут его, дышат хрипло. Неохотно выпускает жертву чаруса. Трясина булькает, чмокает и, наконец, сдается... А вот тут уже не пройдешь. Вот она, ловушка... Идти назад - как раз к рассвету поспеет отряд. Немцы встретят партизан на краю болота. Это гибель. А впереди топь. И тут Егоров решился. Он взял шест у Ксении, связал со своим. Связал еще два шеста. Положил рядом, как рельсы. И пополз, Шесты держали. Скомандовал: "Подавай еще!". Так, в темноте шагнула через бездну хлипкая гать. Все шесты пошли в дело. Но отряд перебрался. Никто не утонул. И даже пулеметы перетащили. А гать разобрали. Чтобы враг не догадался, как перешли партизаны болото без моста.

На рассвете встретили слабенький заслон. Немцы выставили его здесь так, для порядка. Каратели и предположить не могли, что партизаны решатся ночью лезть в болото, считающееся непроходимым. В коротком бою разгромили заслон, уничтожили десяток полицаев. Никто из партизан не погиб, но двое были ранены - Ксения легко, пуля пробила плечо насквозь, не задев кость, а комиссар Зимогоров тяжело. В живот, осколком гранаты...

Впереди было тридцать с лишним километров трудного пути - по лесам и оврагам. Там - главная база. Там радиостанция. Там огромная поляна, на которую садятся самолеты, прилетающие с "Большой земли". Там партизанский госпиталь, где сложную операцию не сделают, но первую помощь окажут. А потом, по воздуху - в полевой госпиталь, а может, и в Москву... Но еще надо дойти, донести комиссара. Ксения держится молодцом, только побледнела от потери крови. Сама сделала Зимогорову перевязку. Шли весь день, а отшагали только половину пути. Трудно пробираться по чащобам, без дорог. Обессилели. Надо было передохнуть, но как поступить с комиссаром? Ему становилось все хуже. Он уже был без сознания. И все-таки приходилось сделать привал до рассвета...

...Зимогоров умирал. Запали виски, кожа на лице, на руках пожелтела. После отдыха шли быстро, часто менялись у носилок. Но до главной базы еще оставалось километров десять - три, а то и четыре часа пути.

Партизаны миновали один овраг, спустились по крутому склону в другой. Солнце поднималось, лучи его проникали сквозь негустую еще листву. Егоров глянул влево, и у него перехватило дыхание: в зелени сверкнула и исчезла алая полоска. Алексей шагнул в сторону, вгляделся. Да, узкий треугольник, словно язык пламени, поднимался вверх по откосу. В два прыжка Егоров добрался до цели: так и есть, голубая струйка стекает на дно оврага...