Александр Житинский - Полдень, XXI век, 2009 № 02

— А вы попробуйте, — предложил Примус. — Вдруг пойму?

Хвощев дернул брыластой щекой, похоже, Примус своим нахальством и бесцеремонностью уже стал его донимать, хотя их беседа едва началась.

— Ну, что ж, — сказал заместитель директора института. — Давайте попробуем!

И, уже совершенно не скрывая раздражения и пренебрежения к оперуполномоченному, добавил:

— Чем черт не шутит! Кофе будете пить?

— Не откажусь, — к видимому неудовольствию ученого отозвался Примус.

Хвощев нажал кнопку на селекторе и сказал секретарше:

— Лидочка, нам два кофе. Нет, сервиз не нужен. Лучше что-нибудь повместительней. И кофе сделай покрепче.

Прихлебывая быстро принесенный секретаршей кофе, Хвощев начал просвещать Евграфова.

— Все началось еще в середине восьмидесятых годов. В Институте физико-технических проблем АН над изучением свойств ДНК работал старший научный сотрудник Петр Гаряев. Вы его не знаете, но это неважно. Так вот, совершенно неожиданно для себя он с коллегами получил удивительные результаты. Однажды после бесконечной череды экспериментов исследователи случайно измерили спектр пустого места, на котором несколькими минутами раньше находился препарат ДНК, и луч лазера рассеялся, будто на пути его встала преграда. Спектр получился таким, словно в пустом пространстве по-прежнему находилась ДНК. Потом они расплавили в кювете клеточные ядра и записали на спектрометр, что с ними происходит. Кювету с расплавленной и тем самым уничтоженной ДНК убрали, но лазерный луч снова на что-то наткнулся. Как удалось установить позднее — это были фантомы умерших ДНК. Во время плавления ядер произошла некая «запись» информации с ДНК расплавленных клеток. Тогда исследователи пришли к выводу, что фотоны, рассеянные молекулами ДНК, локализуются в металлических стенках кюветного отделения прибора, образуя своеобразный фантом, в котором зафиксировалась определенная информация.

Медник как раз занимался изучением этого фантома. Спектрометр «Малверн» регистрировал фантом сорок дней. Не исключено, что такой же фантом остается и после смерти каждого из нас. Отсюда можно, кстати, сделать вывод, что сороковины имеют какое-то практическое значение, и наши предки обладали знанием, которое мы бесповоротно утратили.

Пока доступно?

— Более чем, — коротко отозвался Примус, рисуя в блокноте черта с оленьими рогами.

Хвощев поставил чашку на стол, заложил руки за спину и сделал несколько шажков по кабинету.

— В ходе исследований удалось набрести на определенный эффект, ранее не известный науке: наш Гнатюк, исследуя лазерным лучом хромосомы собственной спермы, завернул луч в резонатор лазера и оказался под воздействием излучения. Фотоны, превратившиеся в радиоволны, считали информацию с хромосом в кювете и, если можно так выразиться, обстреляли экспериментатора. Он чуть не погиб: температура его тела поднялась до сорока одного градуса, он не мог пошевелиться, оказался полностью парализован. Организм перестал принимать пищу… Короче, выкарабкался чудом. Но через некоторое время в лаборатории с большей осторожностью повторили эксперимент — и что же? Тяжелых последствий не было. Медник предположил, что люди, подвергшиеся подобному облучению, приобретают волновой иммунитет.

Заместитель директора увлекся. Похоже, он даже забыл о своих сомнениях в способностях оперуполномоченного Евграфова.

— Представляете себе — волновой иммунитет! — сказал он. — А какое это широкое поле для новых идей и открытий! Как, например, до сих пор пытаются предупредить одно из самых страшных вирусных заболеваний — грипп? Сыворотками. А вирус гриппа, как и вирус СПИДа, а с ними и многие другие виды вирусов, обладает способностью видоизменяться. После таких видоизменений, их называют мутациями, организм не узнает «старые новые» вирусы. Обычно болезнь поражает человека, если вирус попал в строго определенные места клеток и хромосом — так называемые «сайты-посадки». У вирусов есть система «радарной наводки», те самые волновые излучения и радиоволны, благодаря которым они легко распознают район внедрения в хромосомы. Надо сказать, что и сам вирус напоминает лунный модуль, приземляющийся в строго определенные места. Но если сканирующее поле вируса исказить, то он и его хромосома не узнают свое место посадки и «приземлятся» на другое, безопасное для человека. Никакого заражения не произойдет. Можно еще с помощью волновой генетики создать ложные места посадки. Этим занимался Гаряев в Москве, это же направление отрабатывал по предложению директора института Медник. Представляете перспективность подобных исследований? Можно лечить рак, массу инфекционных заболеваний…

— Вы сказали «отрабатывал», Дмитрий Степанович? — довольно невежливо перебил Примус.

— Да, — ученый сел в кресло. — Внезапно он заявил о своем нежелании работать над этим направлением. Представляете, под это выделены государственные деньги, составлены институтские планы, определены сроки, и вдруг Медник заявляет, что ему, видите ли, неинтересно заниматься данными исследованиями. А хочется ему заниматься проблемами рождаемости и лечением бесплодия, на что его натолкнули некоторые полученные им результаты.

Разумеется, никто не мог ему позволить этого, мы ведь не можем менять направления работ без согласования с Академией наук. Все не так просто, нельзя же уподобить себя капризному ребенку и поставить под удар коллектив! А у нас работает не один десяток сотрудников.

Директор так ему и сказал. И нате вам — Медник встает в позу, ругается со всеми, причем безобразно ругается, просто невозможно простить, а в довершение ко всему швыряет на стол директора заявление об уходе. Да скатертью дорога!

— А чем он хотел заниматься? Ну, ведь чего-то он хотел, верно?

Хвощев пренебрежительно хмыкнул.

— Хотел! — недовольно сказал он. — Лечение бесплодия путем внесения в клетки спермы ДНК донора. Создание здоровых и жизнеспособных модификаций зародышей.

— Именно поэтому он начал работать в Первой больнице?

— Ну да — поэтому! — со злостью сказал Хвощев. — Просто там главврачом его приятель работал, а он в свое время с живым Пророком Гонтарем в одном институте и даже в одной группе учился. У того денег куры не клюют, он Первую больницу в порядке спонсорской помощи так оборудовал, любому московскому институту не снилось. Так что Илья Николаевич знал, куда он уходит! Он все просчитал!

— Да разве это плохо? — удивился Примус. — Ну, не сошелся он с вами характерами, так в больнице он своим любимым делом мог заняться, не так?