Грег Бир - Божья кузница (сборник)

Четыре дня назад, когда люди в белых герметичных костюмах провожали их в палаты, Стелла Морган повернулась к Эдварду и заговорщически спросила:

— Ты знаешь азбуку Морзе? Мы могли бы перестукиваться. Нам предстоит долго проторчать здесь.

— Не знаю, — ответил Эдвард.

— Ничего страшного, — успокоил его из-под маски один из сопровождающих. — У вас будет связь друг с другом.

— Я могу вызвать адвоката? — поинтересовалась Стелла.

Ответа не последовало. Плечи, защищенные непроницаемой тканью, поднялись и опустились.

— Мы — отверженные, — заключила она.

В девять часов принесли несколько вкусных легких блюд — завтрак. Эдвард съел все, следуя совету дежурного офицера, привлекательной, коротко подстриженной женщины в темно-синей форме.

— В пищу, наверняка, подмешано какое-нибудь лекарство, — предположил он. Он уже не раз задавал этот вопрос, становяс занудой и сам же страдал от этого.

— Пожалуйста, не превращайтесь в параноика, — ответила женщина.

— Скажите, вы действительно понимаете, что делаете? И знаете, что нас ожидает?

Она загадочно улыбнулась, оглянулась по сторонам, потом отрицательно покачала головой.

— Опасность никому из вас не угрожает.

— А что если у меня на руке вырастет гриб?

— Я видела такое однажды, — заметила дежурная. — Астронавт превращается в пузырь. Как назывался этот фильм?

— »Надувное нечто».

— По-моему, «Надуманное нечто».

— Вот-вот. То ли «надувное», то ли «надуманное». Черт побери, что вы предпримете, если мы и вправду заболеем?

— Будем лечить. Для этого вы и находитесь здесь, — убежденно заявила она.

Раздался сигнал вызова, и Эдвард нажал на маленькую красную кнопку под мигающей лампочкой на панели. Из восьми лампочек и восьми кнопок, расположенных там, действовали только три пары.

— Слушаю.

— Говорит Минелли. Ко всему прочему, здесь ужасно кормят. Тебе нет прощения: зачем ты только обратился к военным?

— Я думал, они знают, что делать.

— Знают ли?

— Похоже на то.

— Они не собираются, случайно, отослать нас на шаттле в космос?

— Сомневаюсь.

— Жаль, что я не знаток медицины, или биологии, или чего-нибудь в этом роде. Тогда я бы смог хотя бы догадаться, что у них на уме.

— Возможно, они изолировали весь Шошоне, — предположил Эдвард. — Возможно, перекрыли дороги в город и оцепили гору.

— Или обнесли забором Калифорнию, — отозвался Минелли. — Да им и этого мало — огородили все западное побережье. Возводят стену поперек равнины, чтобы не допустить вывоз фруктов и овощей.

При помощи селектора они могли разговаривать все вместе или беседовать вдвоем. Таким же образом они общались с наблюдателями и дежурными офицерами. Реслоу присоединился к разговору.

— Здесь находимся только мы да четыре военных разведчика. На свободе осталась продавщица, как ее там…

— Эстер, — напомнил Эдвард. — Еще парнишка со станции обслуживания.

— То есть, они задержали лишь тех, кто дотрагивался до этой штуковины или приближался к ней настолько, чтобы вдохнуть ее микробы.

Теперь в разговор вступила Стелла:

— Итак, что же нам делать?

Мужчины не ответили.

— Держу пари, моя мать в бешенстве.

Никому пока не разрешалось пользоваться внешним телефоном.

— Это вы, хозяйка магазина? — спросил Эдвард. — Я хотел поблагодарить вас…

— За то, что я позволила вам позвонить? Действительно, мило с моей стороны, не так ли? Моя семья владеет магазином, кафе, стоянкой грузовиков, распределительной станцией пропана, пивными автоматами. Огласки не избежать. Надеюсь, мама в порядке. Боже, надеюсь, она на свободе. Скорей всего, она уже связалась с нашим адвокатом. Я похожа на избалованного богатого ребенка, верно? «Вот придет моя мамочка, и вам попадет». — Она засмеялась.

— У кого-нибудь еще есть влиятельные знакомые или родные? — спросил Эдвард.

— Нашего возвращения ожидают только через две недели, — ответил Реслоу. — Никто из нас не женат… А ты, Стелла… замужем?

— Нет.

— Ну вот, — заключил Минелли, — ты единственная наша надежда, Стелла.

— Не будьте пессимистом, — прервал его наблюдатель, старший лейтенант лет двадцати пяти.

— Нас подслушивают? — закричал Эдвард, слишком возмущенный, чтобы сдержаться.

— Естественно, — согласился наблюдатель, — я слушаю. Все ваши действия записываются на магнитофон и видео.

— И вы что, проверили наши личные дела? — спросила Стелла.

— Уверен, что служба безопасности сделала это.

— Черт возьми! — взорвалась она. — Не рассчитывайте на меня, мальчики. Студенткой я числилась в радикалах.

Эдвард подавил злость и негодование и выдавил улыбку.

— В радикалах? Так же, как и я. А ты, Минелли?

— К черту! Нет. В первый раз я голосовал за Хемптона.

— Предатель! — прокомментировал Реслоу.

— О мертвых плохо не говорят, — напомнил Эдвард. — Он много сделал для науки. Например, поддерживал космические программы.

— И срезал расходы на внутреннее развитие, — добавила Морган. — Но Крокерман не лучше.

— Может, попытаться встретиться с президентом? — предложил Минелли. — По телевизору.

— Мы останемся здесь до конца жизни, — провозгласил Реслоу так торжественно, словно вручал премию Винсента. Слова геолога прозвучали и серьезно, и нарочито мелодраматично.

— Кто из нас самый старший? — поинтересовался Эдвард, сознательно заявляя права на лидерство, чтобы отвлечь друзей от размышлений о будущем. — Мне тридцать три года.

— А мне тридцать, — сказал Минелли.

— Двадцать девять, — объявил Реслоу.

— В таком случае, я старше всех, — заметила Стелла.

— А сколько тебе лет? — спросил Эдвард.

— Не твое дело.

— Они-то знают, — предположил Реслоу. — Спросим у них.

— Не сметь! — со смехом предупредила Морган.

Слава Богу, подумал Эдвард, мы в хорошем настроении, настолько хорошем, насколько это возможно. Нас не подвергают мучениям, если не считать нескольких уколов. Нет смысла стараться узнать друг о друге побольше. У нас хватит времени для этого.

— Эй, — взвизгнул Минелли, — кто-нибудь! Мое лицо… Мое лицо… На нем что-то растет.

Сердце Эдварда учащенно забилось. Никто не проронил ни слова.

— Слава Богу! — продолжил Минелли через несколько мгновений, очевидно добиваясь как можно большего эффекта. — Да это борода. Эй, подать сюда электробритву!

— Мистер Минелли, — едва выговорил наблюдатель, — не шутите так больше, пожалуйста.