Александр Путятин - Нф-100: Приключения метеоролога

15.

Вопль раздался совершенно неожиданно. Было похоже, кому-то на ногу уронили... Ну, очень тяжелый предмет. Мы с Геной вскочили, как по команде, и посмотрели туда, откуда кричали. А там, перед входом в командирскую палатку, переминался с ноги на ногу насмерть перепуганный деревенский паренёк. Обеими руками он прижимал к животу квадратный кусок пенопласта, обмотанный длинным шпагатом. На поплавке, а это мог быть только он, чуть ниже шпагата отчётливо виднелась надпись: "охраняется государством". Раскрасневшийся Михельсон подскочил к нам разъяренным тушканчиком. Он был одновременно и смешным, и немного страшным.

- Геннадий, ты каким узлом трос к прибору привязал?

- Простым ... Морским... Как вы велели...

Михельсон пошарил в кармане штормовки, вынул разорванный шнурок от ботинка и протянул его моему приятелю.

- А ну-ка покажи, как я велел!

- Вот так...

- Идиот, кретин, дубина стоеросовая! Этот узел называется "бабьим"! "Бабьим", а не "простым", и он ничего не держит! Смотри! - Алексей Исаакович дернул концы связанного Геной шнурка, и они разошлись без особого сопротивления.

К этому времени у командирской палатки, привлеченные начальственным воплем, собрались уже все жители лагеря. Михельсон повернулся к совершенно ошалевшему парнишке, продолжавшему сжимать в руках поплавок.

- Папа сказал, Вам... Ваше это... Отнести... - больше ничего выговорить у него не получилось, и парень замолчал.

- Спасибо, - Михельсон уже пришел в себя. - Передай папе спасибо, если бы не ваша помощь, была бы полная... Всё было бы значительно хуже... Совсем всё плохо было бы... А так есть надежда... На благополучный исход.

- Ага... Я передам, до свидания, - парень заулыбался, сунул в руки стоящего рядом Жоши поплавок и побежал по тропинке.

Алексей Исаакович внимательно оглядел всех собравшихся.

- Здравствуй, Семен Степанович, - сказал он водителю "Волги". - Груз сдашь Георгию. На обратном пути завезёшь Александра, - кивок в мою сторону, - и это... - взгляд на Гену, - проклятие народа Израилева в больницу на Соколиной Горе... Знаешь её?

- Знаю, у меня там тёща рядом... - начал было водитель.

Но тут Гена вздернул подбородок и отчеканил:

- Я не еврей!

- Зато я еврей, - грустно произнёс Михельсон. - Да ещё и американский, что по понятиям этой страны означает: еврей в квадрате. И теперь я должен придумать, куда мне из этой ж...пы выплывать, и как потом отмываться... Да, Степаныч, - остановил он двинувшегося за Жошей водителя. - Без меня не уезжай, письмо для Упорова на кафедру отвезёшь.

- Добро, Лексей Исакич.

Михельсон нырнул в палатку, а мы двинулись к машине.

16.

Не успела "Волга" проехать и десяти минут, как Семен Степанович недовольно кхекнул, свернул на обочину и заглушил двигатель.

- Приплыли, похоже, едрёна шишка! - беззлобно ругнулся он в ответ на мой недоуменный взгляд и стал вылезать из машины.

Я тоже вышел, а Гена остался. Он был расстроен и обижен на всю вселенную. Водитель оказался прав. Левое заднее колесо стояло на ободе.

- Запаску будем ставить? - помогая вытащить рюкзаки из багажника, спросил я.

- Её я по дороге сюда поставил, теперь нужно камеру менять, - тоскливо сообщил водитель. - Да что ж сегодня, япона попона, за день-то за такой?! Второй ведь уж гвоздь на этом долбаном проселке!

Кому хоть раз приходилось менять камеру в полевых условиях, знает, что удовольствие это ниже среднего. Но у Семена Степановича с инструментом все было в порядке, и через час мы уже снова катили по дороге. И вдруг...

- Твою мать!!! - рявкнул наш водитель и резко бросил машину вправо. - Это ж уже ни в какие ворота не лезет!!!

- Что, опять? - удивился я.

Теперь на ободе стояло переднее правое колесо.

Семен Степанович молча вытащил из-под моего сиденья струбцину и стальной стакан. Потом долго копался в недрах багажника и, наконец, развернув какую-то тряпочку, заулыбался.

- Вулканизировать будем, - торжественно произнес он. - Целых камер больше нету.

Мне водитель вручил ведро и банку из-под шпрот:

- Мы там мимо лужи проезжали. Принеси воды, чтобы прокол в камере искать.

Лужа оказалась неглубокой, но с помощью банки ведро я наполнил довольно быстро.

Когда вернулся, на траве уже лежало все необходимое для работы: шкурка, насос, сырая резина для заплаток и самодельный вулканизатор.

Семен Степанович опустил слегка подкаченную камеру в ведро с водой и начал ее поворачивать. Обнаружив свищ, он обтер резину чистой тряпкой и несколько раз шоркнул в намеченном месте шкуркой. Затем шкурку и камеру передал Гене.

- Вокруг этого места... Сантиметра три во все стороны... Нужно зачистить.

В это время мимо нас прогрохотал грузовик. Кузов его был доверху заполнен крашеными старыми досками и почерневшими бревнами с кусками свалявшейся пакли. За первым грузовиком вскоре проехал еще один. Наш водитель проводил его взглядом, витиевато выматерился и полез в багажник.

Оттуда Семен Степанович достал запаску и в сердцах швырнул ее перед собой.

Мы с Геной обалдели.

- Еще не поняли? Дома на слом продают! Дачники ржавыми гвоздями дорогу засеяли! Пока светло, все три камеры вулканизировать будем!

Вот так и получилось, что к больнице мы прикатили в первом часу ночи. Полумертвыми от усталости.

Заспанный сторож долго читал сначала бланки направлений, потом - наши с Геной паспорта. Затем он тяжело вздохнул и открыл внутреннюю дверь будки. Я на прощанье помахал рукой водителю, и мы пошли устраиваться.

Спать хотелось зверски.

Сторож привел нас к какой-то двери, буркнул:

- Ждите.

И скрылся внутри.

Обратно он вышел в компании зевающей тетки в белом халате. Тетка посмотрела наши направления, покачала головой, а потом решительно двинулась в сторону от здания со словами:

- Идемте, до завтра я вас устрою, а там пусть заведующий разбирается.

Мы потопали за ней без лишних вопросов. Идти пришлось недалеко, к соседнему одноэтажному строению. Отперев обитую железом дверь, она провела нас вовнутрь и щелкнула выключателем. Лампочка осветила стерильно чистый бокс с двумя заправленными кроватями, столом, стулом и эмалированной раковиной умывальника.

- Спите, утром за вами придут.

У меня хватило сил только раздеться и нырнуть под одеяло. Свет выключил Гена.

17.

Проснулся я бодрым и отдохнувшим. Гена уже плескался у умывальника. Закончив бриться, он вышел на улицу. Я надел джинсы, рубашку и последовал за ним. Умоюсь позже, торопиться некуда.

Гена достал пачку, выташил сигарету, вопросительно посмотрел в мою сторону. Я отрицательно качнул головой. Он бросил пачку на крыльцо рядом с собой и стал прикуривать. А я сошел со ступенек и сделал два шага в наветренную сторону. Утренний воздух пах свежестью, цветами, травами. Дышать табачным дымом не хотелось. Рядом оказалось еще одно крыльцо. Постояв немного, я уселся на него и принялся любоваться парком.