Антон Орлов - Последний портал

Изображать альтруиста, ломая комедию перед электоратом – это другое дело, и у многих политиков это коронный прием, но есть вещи, которые простительны, только если они совершаются понарошку.

Судя по всему, Марат не догадывался об ужасной подоплеке ее поступка.

«Даже не подозревает, что рядом с ним сидит падшая женщина, – подумала Ола, припомнив выражение из какого-то исторического фильма с нарядной мебелью, шпагами и каретами. – Ох, что бы он сказал, если бы все понял...»

Правда, «падшими женщинами» называли за другое – если с кем-нибудь переспишь не в браке, но суть та же: постыдное деяние, после которого тебя с позором изгоняют из приличного общества.

Пусть Марат и дальше считает ее безбашенной девахой, которая отмочила черт-те что эксперимента ради, без всякой задней мысли. Главное, не переигрывать, а то он почувствует симуляцию.

Но зачем, на самом-то деле? Сказать об этом не вслух, про себя, делая вид, что заинтересованно смотришь сквозь забрызганное грязью лобовое стекло на загородную дорогу, уползающую мимо полей к прояснившемуся бирюзовому небу.

Затем, что надо было вернуть долг. Затем, что Лес хотел, чтобы она это сделала.

Отсюда следует, что Ола, по всей вероятности, начала потихоньку сходить с ума.

Неприятности поджидали их в городишке возле южных береговых ворот, в сумерках похожем на скопище грибов величиной с дом. Нелегкая дернула Марата остановиться около непрезентабельного ночного ресторанчика, окруженного венцом уютно-тускловатых электрических фонарей, и спросить дорогу. Сколько рассуждал о том, что сперва нужно думать, потом действовать – и нате вам! С другой стороны, эта Хаяла с ее домами-поганками оказалась не такой уж маленькой, могли бы всю ночь по ней колесить. В загородной местности не заблудишься, на каждом перекрестке указатели, а здесь как будто соорудили ловушку-лабиринт для наивных туристов.

После путешествия по приветливому сельскохозяйственному царству, в отсутствие погони и прочих наглядных проблем, они расслабились самым непростительным образом, и когда вышедший из ресторанчика парень предложил показать дорогу, никакого подвоха не заподозрили. Обрадовались...

Аборигену было около двадцати пяти, если только он не принадлежал к подвиду С – тогда могло оказаться и в десять раз больше. Подвыпивший, но не то чтобы пьяный, хорошо одетый (с поправкой на местные вкусы), к тому же в дорогих кожаных ботинках, внушающих доверие. Глаза нагловатые и веселые, слегка затуманенные после пирушки.

Он уверял, что дорогу проще показать, чем рассказать, у него приятель живет неподалеку от этих самых ворот, сейчас он за ним сбегает, пара минут. Исчез в заведении, спустя четверть часа вернулся с приятелем – таким же приличным молодым человеком.

Между тем сумерки сменились тяжелой предгрозовой мглой, в отдалении рокотало. Серебряные всплески в небе, предшествовавшие грому, производили на Олу странное впечатление. Тревожное – не то слово. Каждый раз, когда сверкали эти холодные, как блеск ножа, сполохи, у нее ныло в области солнечного сплетения и по коже пробегали мурашки. Вдобавок дикое напряжение, словно каждый нерв слегка подрагивает. До сих пор у нее никогда не наблюдалось такой метеозависимости! А Марат определенно ничего похожего не чувствовал, только злился из-за наметившейся задержки.

Грозовой фронт надвигался на Хаялу с юга, из-за береговой стены. Кто же в такую погоду сунется в Лес, кроме правонарушителей, у которых есть веский повод поскорее смыться с острова? Да и рискованно туда соваться... Добровольные провожатые (один уселся за руль, другой устроился на заднем сидении рядом с Олой) тоже высказались на тему погоды: первый заметил, что «эту грозу, колдуны гребаные, кто-то вызвал», второй, глубокомысленно хмыкнув, с ним согласился.

Почему ни она, ни Марат не обратили внимания на автомобиль, который от самого ресторанчика висел у них на хвосте? Марат, сидевший рядом с водителем, всю дорогу, должно быть, прикидывал и прокручивал, как бы поубедительнее соврать береговой охране, да еще нервничал из-за этой атмосферной пакости, наползающей с той стороны, куда им предстояло отправиться. Олу тоже занимали другие вещи – отвратительное самочувствие и заигрывания соседа, который норовил то руку ей на колено положить, то за талию приобнять. Она его отпихивала, а он ухмылялся и продолжал свои поползновения. Вдобавок можно было и не понять, что это слежка: машина преследователей временами отставала, исчезала, потом снова возникала из-за угла. Никакой уверенности, что это не множество случайных попутных автомобилей, а каждый раз один и тот же. После Ола поняла, что их целеустремленно сопровождали, а тогда, на темных малооживленных улочках, просто отметила, что кто-то еще едет в ту же сторону, и не придала этому значения. Они ведь дээспэшники, а не секьюрити, у них другой профиль.

Береговая стена – сплошная темная полоса повыше иных домишек. Когда сверкали молнии, она высвечивалась на фоне клубящихся туч и казалась сокрушительно величественным сооружением. Это окончательно усыпило бдительность: вот же, почти приехали! Значит, и пресловутые ворота где-то рядом.

Окраина. Строения поредели и съежились до одного-двух этажей, вдоль улицы потянулись дощатые заборы. На окнах ставни, глухие деревянные или узорчатые металлические, свет почти везде потушен – наверное, чтобы молнией не шарахнуло, хотя крыши утыканы громоотводами, как подушечки для иголок.

Еще поворот. Заросшие бурьяном ничьи огороды. Фрагменты покосившихся гнилых заборов. Впереди – кирпичное сооружение, покрытое то ли белесой коростой, то ли остатками штукатурки.

До береговой стены уже рукой подать. Молнии лупят совсем близко, и какая-то из них, безусловно, угодила куда не надо – оглушительный треск и грохот всех заставили вздрогнуть; потом провожатые начали строить предположения, что бы это могло быть.

Вездеход повернул к той вконец запаршивевшей кирпичной развалюхе, словно так и договаривались. Надо переждать грозу, объяснил парень, сидевший за рулем. Все равно пока не закончится, никто не побежит открывать ворота. Марат что-то пробормотал в ответ, соглашаясь. Ола в очередной раз отпихнула приставучего соседа и с облегчением откинулась на спинку сиденья, обтянутого засаленной кожей. Наконец-то отпустило! Непонятные мучительные ощущения, связанные, очевидно, с грозой, исчезли так же внезапно, как и появились.

Проехав под аркой в раздолбанной кирпичной стене, вездеход остановился посреди внутреннего дворика. В свете фар блеснуло битое стекло. Кучи мусора.

– Пошли пока в дом, – позвал парень. – Там лампа есть.

Первые капли тяжело шлепались на броню, на головы, на землю. Наверное, каждая из них величиной с кофейную чашку.