Антон Орлов - Последний портал
– Это как это так?! – пошел флэш-данс, побольше истерики в голосе, и вопить погромче, чтобы у всех в ушах зазвенело. – Это что получается, мы же вместе ехали, я же думала, что она человек!
«Психолог» отшатнулся. Что бы он ни собирался сотворить, из-за неожиданной помехи все пошло насмарку.
Справа мелькнуло лицо Марата – бледное, ошеломленное, раздосадованное.
Пакетом пришлось пожертвовать. Зазвенело бьющееся стекло, продукты высыпались на землю, это на секунду-другую зафиксирует внимание тех, кто стоит в переднем ряду.
За спиной – всплеск возгласов и шум драки. Не оглядываться!
– Почему нас об этом не предупредили?! – вцепившись в «психолога», закричала Ола. – Мы туристы, мы здесь за все деньги платим, в том числе за нашу безопасность! Мы пожалуемся!..
Он все-таки оторвал ее от себя, оттолкнул с такой силой, что она упала. Больно ударилась бедром. Повернулась, морщась. Эвы на прежнем месте уже не было.
Звуки выстрелов. Люди вокруг суетились, вразнобой говорили, ругались. Некоторые зажимали резаные раны, меж пальцев сочилась кровь. Видимо, Эва, избавленная от парализующего воздействия «психолога», сразу выхватила свои ножи и прорвалась через толпу, она же быстрая, верткая... На исход в этом роде Ола и понадеялась, когда решилась на флэш-данс.
Сидя на земле, среди раздавленных пирогов с вылезшей начинкой и растоптанных конфет в розовых и лиловых обертках, она продолжала нести околесицу, истерически всхлипывая – сейчас это самый верный способ самозащиты. Ее ругали, обзывали дурой. Марат тоже подошел, остановился над ней, глядя с нехорошим понимающим прищуром.
Догадался. «Психолог» – его называли Казимиром – бросил на нее тяжелый взгляд, от которого заныли зубы, но потом устремился в ту сторону, где звучала теперь уже отдаленная стрельба.
Ола поднялась на ноги, начала отряхиваться. Ее как только ни обложили, однако до рукоприкладства не дошло. Похоже, все, кроме Марата и Казимира, решили, что она просто идиотка набитая, сумасбродная туристка, что с дуры возьмешь... На ближайшее время лучше не выходить из образа.
– Продукты пропали, – глуповато и жалостливо улыбаясь, сказала она Марату. – Ненавижу эти пакеты, сами из рук выскальзывают.
– Ты что натворила? – прошипел Марат.
Около них уже никого не было: одни погнались за Эвендри-кьян-Ракевшеди, другие под навесом, где стояли облезлые белые скамейки, оказывали помощь раненым.
– Поехали отсюда. Я смотрела справочник, на Манаре береговых ворот три штуки. Через эти нас могут не выпустить, надо уходить через другие. Ну, стартуем?
Он кивнул, соглашаясь, хотя глядел на нее едва ли не с ненавистью. Что бы ни случилось, главное – успеть к порталу. Когда они окажутся дома, все, что здесь было, потеряет значение.
– Зачем тебе это понадобилось?
Вездеход катил по крапчатой розовато-серой брусчатке, от которой рябило в глазах. Дома с металлическими балкончиками, похожими на арфы. Три-четыре этажа. Только один раз попалась восьмиэтажка с облупившейся позолотой на решетчатых оконных ставнях.
– Тренировочное упражнение. Хотелось посмотреть, получится или нет. Где бы я еще могла так попрактиковаться? Слушай, какая разница, если мы едем домой?
– Это была кесу. Они для здешнего населения то же самое, что для нас террористы или маньяки-убийцы.
– Скорее как индейцы в Северной Америке – ну, как те, которых показывают в кино. Я не понимаю, из-за чего ты лезешь на стенку?
– Надо сначала думать, потом действовать! Я это Эрике сколько раз объяснял... Я не спрашиваю, что стало с Эрикой, но сейчас из-за твоего сольного номера нам грозят большие неприятности. Если бы ты работала не у Аргента, а у меня, я бы тебя уволил! Артистка чертова... Я еще вчера догадался, кто такая эта Эва. И ты могла бы догадаться, если бы немного подумала. Разве ты не слышала о том, что у женщин кесу необыкновенно мелодичные голоса? Я сыграл расстройство желудка, а сам переговорил с персоналом трактира и попросил их вызвать сюда местного колдуна. Казимир – колдун. Если что, я тебя прикрывать не буду, выкручивайся сама! Зачем, спрашивается, зачем?..
– Что стало с Эрикой, я уже говорила. Не хочешь – не верь, хрен буду оправдываться, не на суде. Да что ты завелся, я просто должна была посмотреть, получится или нет!
Вездеход в очередной раз содрогнулся, Марат выругался. Ола время от времени поглядывала на его бледный профиль. Озабоченный, сосредоточенный, глаз прищурен, в углу рта брезгливая складка. На лбу, под размазанной темной прядью, блестят капельки пота. Ему впервые пришлось управлять настолько примитивным и вместе с тем настолько убойным рыдваном: нужно смотреть в оба, чтобы не смять ненароком припаркованный у обочины легковой автомобиль, не своротить киоск на углу – шедевр деревянного зодчества, украшенный лакированной резьбой, не задавить громадную пятнистую свинью, неохотно уступившую дорогу наползающей махине. И одновременно с этим он злился на Олу. На его месте она бы тоже злилась.
– Сначала надо думать, потом экспериментировать, вы же этого не понимаете! Продвигаются те, кто думает, а вы всегда будете пушечным мясом! Если они эту зверушку не поймают, они вспомнят о тебе, и я из-за тебя страдать не собираюсь. Зачем ты сделала такую глупость?
– Да брось, Марат, ты же сам говорил: все, что здесь было – не в счет.
– Это если мы отсюда вырвемся, но мы пока еще здесь! Спрашивается, зачем тебе это понадобилось?
Ола на миг представила себя в роли его жены – и ужаснулась. Бр-р, не надо, не надо... С таким свяжись – замучает упреками и поучениями по каждому мало-мальскому поводу. А что бы он сказал, если бы понял, из какой области пришли смутные импульсы, подтолкнувшие ее к этой выходке? Но он, к счастью, ничего не понимает, поэтому пусть себе ругается, переживем.
Ола вернула долг. «Ты сказала – Лес тебя слышал». Кем бы ни была Эва, она спасла ее от того кошмара в яме. Могла ведь и не спасать... Другое дело, что долги надо отдавать с умом, когда оно тебе выгодно, а делать это себе во вред – глупость несусветная. Ола поступила, как самая последняя альтруистка. У дээспэшников это оскорбительное словечко, и произносят его всегда с ухмылкой, с уничтожающей интонацией. Пусть тебя обзовут кем угодно, лишь бы не альтруистом! Это близко к «лоху» или «доброй душе», только еще хуже. В общем, такое дно, что дальше катиться некуда, и если Аргент узнает, что Ола совершила альтруистический поступок, он ее без разговоров вышвырнет на улицу.
Изображать альтруиста, ломая комедию перед электоратом – это другое дело, и у многих политиков это коронный прием, но есть вещи, которые простительны, только если они совершаются понарошку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});