Роберт Хайнлайн - Звездный двойник

Я хотел было посоветовать ему спрятать часы – вдруг выронит и разобьет, – но вместо этого заснул.

Проснувшись, я обнаружил в соседнем компенсаторе доктора Чапека.

– Как спалось, юноша? – приветствовал он меня. – До чего надоела мне эта проклятая каталка, вы представить себе не можете! Вот и решил прилечь тут – перераспределить нагрузку.

– А, мы все еще идем под двумя?

– Что? О, да. Именно под двумя.

– Извините, я тут отключился… Долго спал?

– О, нет, совсем немного! Как вы себя чувствуете?

– Отлично! Действительно, здорово отдохнул.

– Обычно так и бывает. При повышенном тяготении, я хочу сказать. Ну как, будем смотреть картинки дальше?

– Если вы, док, рекомендуете…

– И прекрасно.

Он дотянулся до выключателя; свет погас. Я вдруг понял, что доктор собирается снова показывать мне марсиан, и приказал себе не паниковать. Еще я счел нужным все время помнить, что их здесь вовсе нет, а изображений пугаться просто смешно. В прошлый раз они просто слишком неожиданно появились.

Стерео действительно показывало марсиан и с Бонфортом, и без. И я обнаружил, что вполне могу смотреть на них без всякого страха или отвращения. Внезапно до меня дошло, что я с удовольствием смотрю на них! Я ахнул от удивления, и доктор Чапек остановил запись.

– Беспокоит?

– Док! Вы… загипнотизировали меня?!

– Э-э… С вашего разрешения…

– Но я же не поддаюсь гипнозу!

– Очень жаль.

– А… а вы все же ухитрились! Не такой уж я чайник, чтобы не понять. Давайте еще разок эти кадры – никак не могу поверить…

Он вновь пустил запись. Я смотрел и изумлялся. Марсиане, оказывается, совсем не отвратительны! И не безобразны ничуть – на самом деле они причудливо-грациозны, точь-в-точь китайские пагоды! На людей, конечно, не похожи, но ведь самые привлекательные в мире создания – райские птицы – вообще не имеют ничего общего с людьми!

Теперь я понимал, что ложнолапы их могут быть весьма выразительными, а их будто бы неловкие движения очень напоминают неуклюжее дружелюбие щенка. Теперь я понимал, что всю жизнь видел их в кривом зеркале отвращения и страха.

Конечно, соображал я, надо еще привыкнуть к их запаху… И тут почувствовал, что изображения… пахнут! Я ни с чем не спутал бы этот запах, но он меня нисколько не раздражал! Даже нравился!

– Доктор, – поспешно спросил я, – в этом аппарате есть синтезатор запахов?

– М-мм… Скорее всего – нет. Ведь мы – на яхте; каждый грамм лишнего веса, знаете…

– Но как же так? Я отчетливо чувствую запах!

– Ах да, – он несколько смутился, – видите ли, юноша, я проделал с вами одну вещь; надеюсь, она не причинит вам неудобств…

– Сэр?..

– Понимаете, копаясь в вашей черепушке, я выяснил основную причину подсознательной неприязни к марсианам. Причина сия – запах их тела. У нас нет времени браться за это всерьез, и я задал вам самое тривиальное смещение. Попросил у Пенни – та девушка, что была с вами до меня – на время ее духи и… Боюсь, что с этого момента, юноша, марсиане будут для вас пахнуть, словно веселые дома в Париже. Было бы время, я взял бы аромат попроще – скажем, спелую землянику, или горячие оладьи с патокой. Но времени не было; пришлось… хм… сымпровизировать.

Я принюхался. Да, очень похоже на аромат дорогих духов – и все же, черт побери, запах принадлежал марсианам.

– Что ж, пахнет приятно.

– И не могло быть иначе.

– Но вы же сюда целый флакон извели! Каюта пропахла насквозь.

– Как?.. Отнюдь. Я лишь подержал у вашего носа пробку полчаса назад. А затем вернул духи Пенни, она их унесла.

Доктор потянул носом.

– Никакого запаха. На этикетке было написано: «Вожделение джунглей». На мой вкус, мускуса многовато. Я обвинил Пенни в том, что она задумала свести всю команду с ума, но она лишь посмеялась надо мной.

Он повернул выключатель; изображение пропало.

– На сегодня – достаточно. Я хочу заняться с вами кое-чем, более полезным.

Стоило ему выключить проектор – и запах пропал. Ну точно как при выключении синтезатора! Я вынужден был признать, что запах существует лишь в моем воображении. Правда, я-то способен убедить себя в чем угодно – я ведь, как-никак, актер.

Через несколько минут вернулась Пенни, благоухающая, словно марсианин.

Я просто влюбился в этот аромат.

4

Мое обучение в гостиной мистера Бонфорта продолжалось до самого торможения. Все это время я ни минуты не спал – сон под гипнозом не в счет – да и не чувствовал такой необходимости. Мне постоянно помогали док Чапек или Пенни. К счастью, имелась масса фотоснимков и записей с Бонфортом – этого добра, слава богу, у любого политика навалом. К тому же со мной были те, кто очень хорошо его знал. Словом, материала хватало – вопрос был в том, сколько я в состоянии – под гипнозом или без – усвоить.

Не помню, когда именно я избавился от неприязни к Бонфорту. Чапек уверял – и я склонен верить – что этого он мне под гипнозом не внушал. Больше я не возвращался к этой теме – в вопросах врачебной этики доктор был исключительно щепетилен. Как врач и гипнотерапевт, он заслуживал всяческого доверия.

По-моему, дело тут в следующем: вжиться в роль человека, вызывающего отвращение, невозможно. Похоже, мне понравился бы и Джек-Потрошитель, если б я его задумал сыграть. Судите сами – вживаясь в роль, полностью отождествляешь себя с персонажем. Вы становитесь им! А человек – либо себе нравится, либо кончает самоубийством – тут уж одно из двух.

Говорят: «Понять – значит простить». А я начал понимать Бонфорта.

Когда началось торможение, мы получили обещанный Дэком отдых при нормальном притяжении. В невесомости мы не провели ни минуты: вместо того, чтобы выключить двигатели – чего космачи очень не любят, – команда проделала, по словам Дэка, «косой поворот на 180 градусов». Двигатели при этом работали на полную катушку, и маневр сей довольно удачно обманывал ваш вестибулярный аппарат.

Не помню, как этот эффект называется. То ли Кориолана, то ли Кориолиса.

Вообще я мало знаю о космических кораблях. Те, что могут стартовать прямо с планеты, космачи презрительно зовут «самоварами» – за густую струю пара или водорода из сопел. Однако они – самые настоящие ракеты, и двигатели их тоже работают на ядерном топливе – в смысле, котел им подогревают, или еще что. Хотя космачи их за корабли не считают. Планетолеты же, вроде «Тома Пейна» замечательны, как мне объяснили, тем, что работают на каком-то Е, равном мс-квадрат, а может, М, равном ес-квадрат… Знаете, наверное: то самое, которое Эйнштейн изобрел.

Дэк из кожи вон лез, пытаясь мне все это втолковать. Тем, кого заботят подобные штуки, вероятно, было бы весьма любопытно, однако не понимаю, для чего джентльмену такие вещи? По-моему, стоит научникам выдумать свой очередной «закон» – и жить на свете становится гораздо сложнее. Плохо нам что ли было без всего этого?!