Джек Лондон - Борьба с химерами (сборник)

— Один, один. Несчастный человек. Зачем я спасся?

Я хотел бы, чтобы вы видели его, когда он, согнувшись и проливая горькие слезы, сидел на постели из папоротника в самом дальнем углу пещеры при свете наших факелов, с тусклыми, слезящимися глазами, устремленными на струйку воды, которая капля за каплей падала с каменной сырой стены напротив, — и слышали, как он слово за словом рассказывал нам свою совершенно невероятную историю.

Правда ли то, о чем гласит эта история, или нет — предоставляю судить читателям.

Если принять во внимание показания миссис Блисс, экономки профессора Грегсби, горничной Алисы Бенч и Сайлеса Тофета, исполнявшего обязанности метрдотеля за обедом, — можно установить одно: был еще шестой член собрания, а, между тем, в лаборатории профессора Грегсби было найдено лишь пять трупов (трое слуг спаслось).

Слуги слышали крики жертв и шум разгрома, — "будто туда ворвалось какое-то ужасно фыркающее и топающее ногами животное", — как рассказывал Сайлес Тофет.

Кто был шестым членом общества, собравшегося у профессора Грегсби? Что сталось с ним? Очевидно, он не попал в число жертв Диттонской катастрофы, загадка которой не была разрешена до настоящего времени.

Я говорю "до настоящего времени" вполне обдуманно, ибо с настоящего момента ее можно считать раз-решенной. Я убежден, что Александр Марвин был шестым членом собрания. Больше того, я безусловно верю его рассказу.

Покойный профессор Хэлиард Грегсби был если не популярной, то весьма выдающейся личностью в ученом мире. Его труды, особенно знаменитый трактат "Прошлое в настоящем", представляли большой интерес даже для неспециалистов.

Выдающееся положение профессора Грегсби и известность остальных четырех жертв делают это событие особенно памятным в летописях современных катастроф.

Кроме профессора Грегсби в числе погибших были д-р Харлей, выдающийся невропатолог, Смеддервик, знаменитый биолог, Артемус Биффен, популярный художник, и не менее популярный Бентлей Блэффингем, известный импрессарио (он, по собственному признанию, мог быть импрессарио кого угодно — от певца Карузо до дрессированной блохи включительно).

Тайна, окутывающая трагедию, произвела мировую сенсацию. Какова была природа этого невероятно огромного и свирепого существа, появившегося, так сказать, "из ничего"? Может быть, оно было только плод воображения, так как первое упоминание о нем относится к моменту появления его в лаборатории профессора Грегсби, откуда неслось фырканье и топот, так живо, хоть и неопределенно, описанные свидетелями?

Но если так, то что за существо напугало жителей Диттона, слышавших, дрожа от страха в своих постелях, как оно промчалось через их деревню? Что за существо убило полисмена на Портсмутской дороге, гналось за автомобилем от Григского луга до самого поворота на станцию Эшер, где оно, оставив преследование авто-мобиля, погналось за другим полисменом, которого тоже убило, после чего направилось через Гэмптонский Двор и скрылось по направлению к Мольсейским Лугам?..

Но предоставим слово самому Марвину.

— Меня зовут Александром Марвином, и, если не считать того, что я единственный человек, видевший и переживший самую, пожалуй, странную трагедию, какую когда-либо видел свет, меня можно было бы причис-лить к разряду заурядных людей.

Так начал Александр Марвин свой рассказ, порой прерывая его глубокими вздохами.

— Моя история, — продолжал он, — связана с именем профессора Хэлиарда Грегсби и остальных несчастных джентльменов, разделивших его судьбу. Но, за исключением Эдварда Харлея, я не знал никого из них, по крайней мере до того рокового вечера, когда профессор Грегсби наглядно излагал свою теорию, которой посвящена целая его книга "Прошлое в настоящем", и, на гибель себе и своим товарищам, демонстрировал чудесные свойства "витализирующих лучей"[6].

Харлей и я были знакомы друг с другом с детства, так как мы учились в одной и той же школе. Я был значительно моложе его и, как застенчивый и изнеженный мальчик, не подходивший к грубым нравам этой школы, часто пользовался его заступничеством и покровительством. Могу без преувеличения сказать, что я преклонялся перед его личностью.

Когда после одного пережитого мною увлечения я, впал в сильную меланхолию и, уступая настойчивым, просьбам своих товарищей, решил обратиться к врачам, — естественно, что я обратился к своему школьному другу и покровителю, доктору Эдварду Харлею

Годы, отделявшие нас от школьного времени, и слава, приобретенная Харлеем, не изгладили в нем памяти о нашей былой дружбе. Он приветливо встретил меня, и, я так же легко, как и в старину, в моменты своих детских затруднений, рассказал ему обо всем недавно мною пережитом.

— Гм, — задумчиво произнес Харлей, когда я окончил свой рассказ. — Значит, она бросила тебя?

Я утвердительно кивнул головой.

— Гм. Ты нуждаешься в систематическом лечении. — Минуты две Харлей молча смотрел на меня, потом продолжал:

- Милый Дэклинг[7] (это мое школьное прозвище). Милый Дэклинг, пробовал ли ты развлечься путешествиями, театром и прочим? Нет? Ты говоришь, что не в состоянии забыть ее. — Конечно, это очень трудно. Ты вечно находишься в одиночестве и беспрестанно думаешь о своем горе, тем самым создавая вокруг себя неблагополучную атмосферу. Тебе необходимо культивировать в себе здоровое и целительное чувство общественности. Тебе надо бывать в обществе и найти для себя новые интересы, новую работу. Но прежде всего — общение с людьми.

Я пробовал было возразить Харлею, но он даже не стал меня слушать.

— Ты поселишься у меня, — продолжал он, — и скоро увидишь результаты моего лечения. За твоими пожитками мы пошлем завтра, а курс твоего лечения начнется сегодня же. Я возьму тебя с собою на обед к профессору Грегсби. Гений ли это, шарлатан или просто безумец — я не знаю. Но я уверен, что он развлечет тебя. Раз в месяц он устраивает у себя званые обеды, на которых с удивительной серьезностью ведутся разговоры на абсурднейшие темы. В последний раз там говорилось о "четвертом измерении в связи с астральным планом". Какая нелепость!

Я кротко согласился, что это действительно нелепость, и поспешно возразил, что профессор вряд ли будет рад незваному гостю. Но спорить с Харлеем было бесполезно.

Профессор Грегсби жил в Диттоне. При его доме, в котором помещалась лаборатория, был обширный сад, спускавшийся к самой реке.

Вопреки моему опасению, хозяин дома ничего не имел против моего присутствия. Очевидно, Харлей телеграфировал или телефонировал ему обо мне. Я был встречен профессором и его гостями с достаточной любезностью, чтобы чувствовать себя более или менее сносно.