Роджер Желязны - Творец сновидений

Беззвучно…

Они скользили, как две чайки: одна покрупнее, цвета полированного антрацита, а вторая — как лунный свет, падающий через окно на закутанный в шелк манекен.

Даже когда они соприкасались, звука не было… А, может, и был, но заглушался ритмами джаза.

Бум-бум! Чира-чик!

Танец плавно перешел в танец анашей. Рэндер взглянул на часы. Слишком долго для нормальных артистов, — решил он. Видимо, это роботы. Когда он снова взглянул на них, черный робот оттолкнул от себя серебряного футов на десять и повернулся к нему спиной.

Звука столкновения металла с металлом не было.

Интересно, сколько стоит такая система? — подумал Рэндер.

— Чарли! Не было никакого звука! Как они это делают?

Свет снова стал желтым, потом красным, синим, зеленым. Белый робот отполз назад, а черный крутил шарнир своего запястья кругом и кругом, держа в руках зажженную сигарету. Раздался хохот, когда он машинально прижал ее к своему гладкому безротому лицу. Серебряный робот атаковал черного. Черный бросил сигарету и снова повернулся к партнеру. Неужели он вновь оттолкнет серебряного? Нет…

Медленно, как длинноногие восточные птицы, они снова начали свой танец со множеством поворотов.

Что-то в глубине души Рэндера забавлялось, но он сам не мог понять, что тут забавного. Поэтому он стал смотреть на Кракена на дне бокала.

Джилл вцепилась в его бицепс, привлекая внимание к площадке. Пока светлое пятно терзало спектр, черный робот поднял серебряного высоко над головой и закружился с ним, выгнув спину и сложив руки ножницами — сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Затем он завертелся с невероятной скоростью, и полосы спектра также вращались все быстрее, вместе с ним.

Рэндер потряс головой, чтобы прояснить ее.

Они двигались так быстро, что просто должны были упасть — люди они или роботы. Но они не упали. Они слились в одну серую фигуру. Затем стали замедлять вращение. Все медленнее, медленнее… Остановились.

Музыка смолкла. Затем упала темнота, наполненная аплодисментами.

Когда свет загорелся снова, оба робота стояли как статуи, лицом к публике. Затем медленно, очень медленно поклонились.

Аплодисменты усилились. Роботы повернулись и ушли.

Вновь зазвучала музыка, свет стал ярким. Поднялся шум голосов. Рэндер убил Кракена.

— Что ты об этом думаешь? — спросила Джилл.

Рэндер сделал серьезное лицо и сказал:

— Кто я — человек, воображающий себя роботом, или робот, воображающий себя человеком? — Он ухмыльнулся и добавил:

— Не знаю.

Она шутя стукнула его за это по плечу и он заметил ей, что она пьяна.

— Нет, — протестовала она. — Разве чуточку. Не так, как ты.

— Все же, я думаю, тебе нужно показаться врачу. Например, мне. Лучше сейчас. Давай уедем отсюда.

— Не сейчас, Чарли. Мне хочется посмотреть на них еще раз. Ну, пожалуйста.

— Если я еще выпью, я не буду способен видеть их.

— Тогда закажи чашку кофе.

— Фу!

— Ну, пива.

— Я и без этого буду страдать.

На площадке начали танцевать, но ноги Рэндера как свинцом налились.

Он закурил.

— Итак, ты сегодня разговаривал с собакой?

— Да. Это как-то смущает…

— Она хорошенькая?

— Это кобель. И безобразный.

— Дурачок, я имею в виду хозяйку.

— Ты знаешь, что я никогда не говорю о делах, Джилл.

— Но ты же сам сказал мне насчет собаки. Я только хочу знать, хорошенькая она или нет. В смысле — хозяйка.

— Ну… и да, и нет. — Он сделал неопределенный жест. — Знаешь…

— Повторить то же самое, — сказала она официанту, внезапно возникшему из смежного озера тьмы. Он наклонился и столь же быстро исчез.

— Пропадают мои добрые намерения, — вздохнул Рэндер. — Посмотрим, как тебя будет обследовать пьяный дурак — вот и все, что я могу сказать.

— Ты быстро протрезвеешь. Ты всегда так. Клятва Гиппократа и все такое…

Он фыркнул и посмотрел на часы.

— Завтра я должен быть в Коннектикуте. Забрать Пита из этой проклятой школы.

Джилл вздохнула. Она уже устала от этой темы.

— Мне кажется, ты слишком уж нянчишься с ним. Любой парнишка может сломать ногу. Это издержки роста. И школа не виновата, что такие вещи случаются.

— К дьяволу! — прорычал Рэндер, беря свою темную выпивку с темного подноса, принесенного темным человеком. — Если они не могут хорошо работать, я найду тех, кто может!

Она пожала плечами.

— Ты — босс. А я знаю только то, о чем читаю в газетах. И все-таки ты сидишь в Давосе, хотя знаешь, что в Сент-Морисе встретил бы лучшее общество.

— Мы же собирались прокатиться, верно? Я предпочел прокатиться в Давос.

— Значит, я не каждый вечер выигрываю?

Он погладил ее по руке.

— Со мной ты всегда в выигрыше, милочка.

Они вышли, закурили и держались за руки, пока люди расходились с танцевальной площадки и снова тянулись к своим крохотным столикам, а цвета кружились, окрашивая облака дыма от цвета ада до солнечного восхода и обратно, и барабан ухнул: бом!

Чира-чира!

— О, Чарли, они опять идут сюда!

***

Небо было чистое, как кристалл. Дороги чистые. Снегопад прекратился.

Джилл сонно дышала. С-7 несся по городским мостам.

Если бы Рэндер сидел спокойно, он убедил бы себя, что пьяно только его тело, но как только он поворачивал голову, мир вокруг начинал танцевать. И тогда он воображал себя спящим и Конструктором всего этого.

В какой-то миг это было правдой. Он улыбнулся, погружаясь в дремоту.

Но в следующий миг он проснулся и уже не улыбался.

Вселенная взяла реванш за его самонадеянность. За один миг триумфа над беспомощностью, которой он хотел помочь, он снова должен был заплатить видением дна озера. И когда он опять двинулся к гибели на дне мира — как пловец, как неспособный говорить, он слышал откуда-то с высоты над Землей вой Волка Фенриса, готовящегося пожрать Луну. И услышав, он понял, что вой этот так же похож на трубный глас правосудия, как дама рядом похожа на Луну. В каждой малости. Во всех отношениях. И его охватил страх.

Глава 3

Он был собакой.

Он выехал за город сам.

По виду — крупная немецкая овчарка, если не считать головы — он сидел на переднем сиденьи, смотрел в окно на другие кары и на все, что видел вокруг. Он обгонял другие кары, потому что ехал по высокоскоростной полосе.

День был холодный, на полях лежал снег; деревья были в ледяных куртках, и все птицы в небе и на земле казались удивительно черными.

Его голова была больше, чем у любой другой собаки, исключая, может быть, ирландского волкодава. Глаза темные, глубоко сидящие, а пасть открыта, потому что пес смеялся. Он ехал дальше.