Роджер Желязны - Творец сновидений

— Нет, подождите! Прошу вас! Я буду осторожна. Я хочу увидеть многое.

— Будет следующий визит, — мягко сказал Рэндер, — но я полагаю, что кое-что можно устроить и сейчас. Есть что-нибудь, что вы особенно хотели бы увидеть?

— Да. Зиму, снег.

— О'кей. — Конструктор улыбнулся. — Тогда закутайтесь в этот мех…

***

…После ухода пациентки день прошел быстро. Рэндер был в хорошем настроении. Он чувствовал себя опустошенным и вновь наполненным. Он провел первое испытание без страданий и каких-либо последствий. Удовлетворение было сильнее страха. И он с удовольствием вернулся к работе над своей речью.

— …И что есть психический вред? — вопросил он в микрофон и тут же ответил:

— Мы живем радостью и болью. Можем огорчаться, можем бодриться, но хотя радость и боль коренятся в биологии, они обуславливаются обществом. И они имеют цену.

Огромные массы людей, лихорадочно меняющие положение в пространстве, циркулирующие между городами планеты, приходят к необходимости существования полностью нечеловеческого контроля над их передвижениями. С каждым днем этот контроль распространяется на новые и новые области водит наши кары, наши самолеты, интервьюирует нас, диагностирует наши болезни, и я не рискую морально осуждать это вторжение. Этот контроль становится необходимым. В конце концов, он может оказаться целительным.

Однако я хочу указать, что мы часто не знаем наших собственных ценностей. Мы не можем честно сказать, что означает для нас та или иная вещь, пока мы не удалим ее из наших жизненных условий. Если перестанет существовать достаточно ценный предмет, то психическая энергия, связанная с ним, высвобождается. Мы ищем новые ценности, в которые вкладываем эту энергию — сверхъестественные силы, если угодно, или либидо, если неугодно.

И нет такой вещи, исчезнувшей три, четыре, пять десятилетий назад, которая много значила бы сама по себе; и нет новой вещи, появившейся за это время, которая сильно вредила бы тем, кто пользуется ею. Однако, общество придумывает множество вещей, и когда вещи меняются слишком быстро, то результат непредсказуем. Интенсивное изучение душевных болезней часто вскрывает природу стрессов в обществе, где появились эти болезни. Если схемы тревоги соответствуют определенным группам и классам, то по ним можно изучить причины недовольства общества. Карл Юнг указывал, что когда сознание неоднократно разочаровывается в поиске ценностей, оно начинается искать бессознательность; потерпев неудачу и в этом, он пробивает себе путь в гипотетическую коллективную бессознательность. Юнг отмечал в своих послевоенных исследованиях бывших нацистов, что чем больше они хотят восстановить что-то из руин своей жизни — если они пережили период классического иконоклазма и увидели, что их новые идеалы также опрокинуты — тем больше они ищут спасения в прошлом и втягиваются в коллективную бессознательность своего народа. Даже их сны были основаны на тевтонских мифах.

Это, хотя и менее драматически, происходит сегодня. Есть исторические периоды, когда групповая тенденция повернуть мозг внутрь себя, к прошлому, проявляется сильнее, чем в другие времена. Мы живем в период донкихотства в первоначальном значении этого слова. Это потому, что сила психического вреда в наше время — это возможность не знать, отгородиться, и это более не является исключительным свойством человеческих существ…

Его прервало жужжание. Он выключил записывающий аппарат и коснулся фонбокса.

— Чарлз Рэндер слушает.

— Это Поль Джертер, — прошепелявил бокс. — Я директор Диллингской школы.

— Да?

Экран прояснился. Рэндер увидал человека с высоким морщинистым лбом и близко посаженными глазами.

— Видите ли, я хочу еще раз извиниться за случившееся. Виною была неисправность части оборудования…

— Разве вы не в состоянии приобрести приличное оборудование? Ваши гонорары достаточно высоки.

— Оно было новое. Заводской брак…

— Разве никто не следил за классом?

— Следил, но…

— Почему же он не проверил оборудование? Почему не оказался рядом, чтобы предупредить падение?

— Он был рядом, но не успел: все произошло слишком быстро. А проверять заводской брак не его дело. Извините. Я люблю вашего мальчика.

Могу заверить вас, что ничего подобного больше не случится.

— В этом вы правы, но только потому, что завтра утром я возьму его и переведу в другую школу, такую, где выполняются правила безопасности. — И легким движением пальца Рэндер завершил разговор.

Через несколько минут он встал и подошел к шкафу, частично замаскированному книжной полкой. Он открыл его, достал дорогую шкатулку, содержавшую дешевенькое ожерелье и фотографию в рамке; на ней были изображены мужчина, похожий на Рэндера, только молодой, и женщина с высоко зачесанными волосами и маленьким подбородком; между ними стояла улыбающаяся девочка с младенцем на руках. Как всегда, Рэндер несколько секунд нежно смотрел на ожерелье, затем закрыл шкатулку и спрятал ее снова на многие месяцы…

***

…Бум! Бум! — гремел турецкий барабан.

Чик-чик-чик-чира, — щелкали тыквы.

Возникли цвета — красный, зеленый, синий и божественно-величественный желтый — вокруг удивительных металлических танцоров.

— Люди? — спросила крыша.

— Роботы? — спросили непосредственно снизу.

— Смотри сам! — тихо прошелестело по полу.

Рэндер и Джилл сидели за микроскопическим столиком, к счастью, поставленным у стены, под нарисованными углем карикатурами на неизвестных личностей. Среди субкультур четырнадцатимиллионного города было слишком много деятелей. Морща нос от удовольствия, Джилл не сводила глаз с центральной точки этой особой субкультуры, время от времени поднимая плечи к ушам, чтобы подчеркнуть молчаливый смех или слабый протест, потому что исполнители были слишком людьми — черный робот провел пальцами по лбу серебряного робота, когда они расходились. Рэндер делил свое внимание между Джилл, танцорами и скверно выглядевшим пойлом, больше всего похожим на плохой коктейль с водорослями (по которым в любой момент мог подняться Кракен, чтобы утащить на дно какой-нибудь беспомощный корабль).

— Чарли, я все-таки думаю, что это люди!

Рэндер извлек свой взгляд из ее волос и прыгающих колец-сережек и осмотрел танцоров на площадке, которая находилась ниже того места, где стоял столик.

Без этих металлических корпусов это могли быть и люди. Если так, то танцевали они исключительно ловко. Хотя производство легких сплавов не было проблемой, все равно нужен был какой-то трюк, чтобы танцор, закованный с головы до ног в броню, мог прыгать так свободно и почти без усилий продолжительное время, да еще и без раздражающего лязга.