Джон Кристофер - Город золота и свинца

К концу боя я был уверен, что последний раунд за мной, но относительно всего боя сомневался. Я видел, как совещались судьи. Они делали это дольше обычного, и моя неуверенность перешла в физическую слабость. Я дрожал, когда мы шли к центру ринга, и с трудом мог поверить, когда судья поднял мою руку в знак победы.

Фриц и Бинпол следили за боем. Бинпол сказал:

– Я думал, ты проиграешь.

Я все еще дрожал, но чувствовал себя уже лучше.

– И я тоже.

– Поздно спохватился, – заметил Фриц.

– Но не так поздно, как ты на двухсотметровке.

Ответ был глупый, но Фриц не возмутился. Он просто сказал:

– Правда. Поэтому я должен выложиться в следующем забеге.

Вероятно, его невозмутимость была хорошим качеством, но меня она раздражала.

После обеда произошли два события: Фриц вышел в финал бега на сто метров, а Бинпол проиграл прыжки в высоту. Фриц опять пришел вторым, но победитель опередил его на несколько ярдов, и шансы Фрица казались мне незначительными. Бинпол был весьма угнетен поражением. В предварительных состязаниях он прыгал хорошо и уверенно, и казалось несомненным, что он победит. И вот в первой же финальной попытке его подвела координация, и он нелепо сбил планку бедром. Вторая попытка была лучше, но все же с ошибками. Мне показалось, что в третьей попытке он уже преодолел планку, но в последнее мгновение задел ее ногой.

– Не повезло, – сказал я.

Когда он натягивал тренировочный костюм, лицо у него было белым от гнева на самого себя.

– Как я мог прыгать так плохо? – спросил он. – Ведь раньше я прыгал намного выше. И теперь, в самый нужный момент…

– Есть еще прыжки в длину.

– У меня не получается взлет…

– Забудем об этом.

– Легко сказать.

– Вспомни, что говорил Фриц. Выложись во втором виде.

– Да. Это хороший совет.

Но он не выглядел убежденным.

Наступил день финалов. Вечером процессия отправилась в город, где в честь игр будет дан ужин. Будут приветствовать всех участников, особенно победителей в их алых поясах. А утром, после того как они парадом в последний раз пройдут по полю, их подберут треножники и унесут в свой город.

Ночью было очень жарко, а небо, больше не голубое, затянулось тучами, которые каждую минуту угрожали проливным дождем. В отдалении гремел гром. В случае дождя торжества переносятся на следующий день. Я смотрел на небо через двери дома и молился, чтобы дождя не было. Нервы у меня были напряжены до предела. Я старался заставить себя позавтракать, но пища не шла в горло.

Сначала шел вид Бинпола, затем мой и, наконец, Фрица. Я начал следить за состязанием по прыжкам и постепенно отвлекся. Бинпол прыгал хорошо, и было ясно, что лишь двое участников смогут тягаться с ним. Они прыгали раньше, и после первой попытки их разделяли дюймы. Остальные намного отстали. Во второй попытке они показали почти такие же результаты, но Бинпол прыгнул дальше всех и захватил лидерство. Я видел, как он возвращается из ямы, отряхивая песок, и подумал: он выиграет.

Один из его соперников в финальной попытке прыгнул недалеко. Зато другой, долговязый веснушчатый парень, у которого волосы пучками пробивались сквозь серебряную шапку, прыгнул намного лучше и вышел на первое место. Разница составляла девять сантиметров – около четырех дюймов по нашим английским мерам. Само по себе немного, но на этой стадии соревнований огромное преимущество. Я видел, как Бинпол собрался, разбежался по травянистой дорожке и бросил свое тело в воздух. Раздались крики. Это, несомненно, был лучший прыжок дня. Но восторженные крики превратились в стон разочарования, когда судья поднял флажок. Прыжок не засчитали, долговязый парень выиграл.

Бинпол ушел, я пошел за ним, говоря:

– Ты же не виноват. Ты сделал все, что мог.

Он поглядел на меня без всякого выражения.

– Я заступил на планку. С самых первых тренировок я этого не делал.

– Ты вложил в попытку слишком много усилий. Это могло случиться с любым.

– Я хотел победить. Но и боялся последующего. Но все же я старался.

– Мы все это видели.

– В прыжках в высоту я не собрался в решающий момент. А на этот раз глупо нарушил правила. Я старался, но зачем?

– Ты говоришь глупости. Ты слишком старался.

– Оставь меня одного, Уилл. Сейчас я не хочу разговаривать.

Боксерские финалы проходили в середине дня, и мой вес шел вторым. Мне предстояло драться с немцем с севера, сыном рыбака. Он был даже меньше меня ростом, но мускулистый и крепко сложенный. Я видел, как он дерется, и понял, что это сильный боец, быстрый и с мощным ударом.

Первую минуту мы осторожно кружили по рингу. Потом он быстро ударил слева и справа, я парировал. Я контратаковал его и прижал к канатам, сильно ударив по ребрам и сбив дыхание. Но он ушел, прежде чем я ударил еще. Мы снова дрались на дистанции, но в последние тридцать секунд я сумел приблизиться к нему и несколько раз ударить. Раунд был за мной.

Я уверенно начал второй раунд, атаковал, а он отступал. Он был почти прижат к канатам. Сильный хук в челюсть. Я промахнулся – ненамного, но все же промахнулся. А следующее, что я помню: я лежу на полу, а рефери надо мной считает:

– …три, четыре, пять…

Бинпол позже сказал мне, что это был короткий апперкот – снизу вверх в подбородок. Удар подбросил и перевернул меня. В тот момент я сознавал лишь, что плыву в каком-то тумане боли и земля прочно держит меня в объятиях. Мне нужно встать, но я не знаю, как это сделать. Да и срочности никакой нет. Между словами судьи такие длинные промежутки.

– …шесть, семь…

Я, конечно, проиграл, но по крайней мере сделал все возможное. Как и Бинпол. Сквозь туман я увидел его печальное лицо.

– Я старался, но зачем?

А я? Поймал удар, потому что ослабил бдительность. Неужели в глубине души я хотел этого? И теперь могу сказать себе: ты сделал все, что мог, и никто не имеет права упрекнуть тебя? Можешь возвращаться в Белые горы вместо города треножников. Но с сомнением в душе, от которого нелегко избавиться.

– Восемь!

Каким-то образом я умудрился встать. Я плохо видел и шатался. Парень с севера атаковал. Я сумел уйти от его ударов, но не представляю, каким образом. Оставшуюся часть раунда он гонялся за мной, однажды загнал в угол и сильно ударил. На этот раз я не упал, но когда сел в своем углу и меня начали обтирать влажной губкой, то понял, что безнадежно проигрываю. Чтобы победить, мне нужен только нокаут.

Он тоже понимал это. Убедившись в начале третьего раунда, что я пришел в себя, он не пытался сближаться, а боксировал на расстоянии. Я шел за ним, он уходил. Вероятно, я получил несколько очков, но потерял гораздо больше. А часы, большие деревянные часы, показывали, как уходили секунды. В начале каждого раунда их пускали в ход и три минуты спустя останавливали.