Джон Райт - Золотой век

Один из черных шаров неподалеку от Фаэтона послал сигнал:

— Объект Фаэтон признаков загрязнения не обнаруживает. При проверке журнала обмена информацией и буфера мыслительных файлов получение внешней информации, за исключением низкоуровневого линейного общения, не зарегистрировано. Системы не способны скрывать данные по строению организма или личные воспоминания.

— Что?! — вскричал Фаэтон. — Вы просматривали мои файлы и журналы регистрации без ордера? Без предупреждения? Вы даже не спросили разрешения!

Человек в черных доспехах ответил серьезно, но вместе с тем довольно живо:

— Сэр, мы не были уверены, скомпрометировали вы себя или нет. Но вы чисты. Не рассказывайте об этом никому. У оппозиции могут быть свои структуры на всех общественных каналах, а я не хотел бы, чтобы они узнали, что мы ведем расследование. Не беспокойтесь. Вполне вероятно, что это всего лишь ложная тревога, что-то вроде тренировки. В любом случае, сейчас этим занимаюсь я, и как видите, пока что нет повода для беспокойства. И вы можете идти.

Он оглянулся вокруг, ища глазами собравшиеся чуть в стороне черные шары.

Фаэтон смотрел на него озадаченно. Уж не текст ли это из какой-то пьесы?

— По-моему, вы зашли слишком далеко. Объясните, что здесь происходит?

Человек ответил, не оборачиваясь:

— Сэр, сейчас это не должно вас беспокоить. Если мне потребуется ваша помощь или нам нужно будет продолжить расследование, мы свяжемся с вами. Спасибо за сотрудничество.

— Что все это значит?! Вы не вправе разговаривать со мной таким образом! Вы знаете, кто я?

Мужчина обернулся. Морщинки вокруг его губ слегка скривились, как будто он сдерживал улыбку.

— Сэр, служба не дает мне возможности шутить шутки с памятью. Я не могу позволить себе такую роскошь, сэр. И я уверен… э-э-э… что один из нас точно знает, кто вы такой, сэр. Гм… Однако теперь… — уже не было и намека на улыбку, — теперь я вынужден попросить вас удалиться. Мне приказано проверить территорию.

— Но послушайте! — почти прокричал Фаэтон. Серебристый звук фанфар прервал их.

Во дворце.

Энергетический магнат Вафнир, как и Ганнис, присутствовал физически. Однако для наглядной демонстрации богатства своих огромных владений он записал свое сознание на высокоскоростную энергетическую матрицу, которая возвышалась над столом и сияла как столб пламени. Количество компьютерного времени, расходовавшегося на перерасчет цепей нервных окончаний и формы магнитной оболочки, когда изменялась поверхностная энергия помещения, было невероятно велико. Столб пламени сжигал сотни секунд в секунду.

(Один из аспектов Гелия наблюдал, как видит окружающее Вафнир — эстетическое чувство у Вафнира было на редкость нестандартным. Слова и мысли он видел как ноты или вспышки света, звуки же вибрировали мощно, пронизывающе. Как вибрация шестнадцати сверкающих оттенков или как запахи выражались эмоции и двусмысленности. Пэров Вафнир видел как семь музыкальных шаров, висящих в воздухе и исторгающих говорящее пламя. Огонь Гелия был интенсивного желто-белого цвета, у Ганниса — темно-зеленым и как будто насмешливым, у Орфея напоминал холодную сумрачную фугу.)

— Уважаемые пэры, — заговорил Вафнир. — Гелий предлагает не союз, поддерживающий Наставников. Он предлагает умиротворить их. Он утверждает, что обстоятельства толкают нас на этот шаг.

Гелий произнес:

— У вас есть какие-то возражения? Мы — старшее поколение. Изобретение способа многократно продлевать свою жизнь позволило нам надеяться, что новые поколения не вытеснят нас. Мы подарили человечеству бессмертие, разве теперь мы не вправе потребовать, что взамен нам позволят существовать в тех формах, к которым мы привыкли, жить в обществе и пользоваться учреждениями, которые нам больше нравятся?

— Я не возражаю, — ответил Вафнир. — Просто я хочу, чтобы вещи называли своими именами, без пыли и тумана. Я — один из богатейших людей во Вселенной, я — влиятельный, всеми уважаемый человек. И миллион, и миллиард, и триллион лет спустя я все еще буду здесь, несмотря ни на что. Мы уйдем последними. Когда Земля исчезнет и ночь поглотит звезды, а космос умрет от конечной энтропии, только тогда уйдем мы, самые богатые, те, кто будет располагать наибольшими запасами энергии. Я надеюсь оказаться среди них. Если ценой этого будет необходимость укротить общество, значит, мы должны его укротить, сделать предсказуемым, сломить его дух, убить мечты. И да будет так! Я говорю это, чтобы все мы осознали — мы действуем из эгоистических и низменных соображений.

— Бессмысленно обсуждать вопросы морали, уважаемые пэры, — прошептал Орфей. — В этом мире больше нет ни правильного, ни неправильного. Механический разум наблюдает за нами, он позаботится, чтобы мы не причиняли зла друг другу. Мораль потеряла всякий смысл.

— Все верно, — согласился Ганнис. — Механический разум следит за нами, а за ним следит Разум Земли, ведь так? И они нужны нам, чтобы сохранять наше положение, не правда ли?

Ганнис улучил момент, когда никто не смотрел на него, отослал свою орлицу за окно, а она, распугав всю стаю Колеса Жизни, схватила в когти голубя.

С вершины холма, залитого лунным светом, спускалась величественная фигура, девять парящих в воздухе светильников окружали ее. Женщина, одетая в изумрудно-зеленое платье из воздушной ткани, с изумрудной короной в золотых волосах, заплетенных в тяжелые косы, была прекрасна царственной красотой. На ее добром, полном достоинства лице блуждала печальная улыбка. В руках она держала отягощенную плодами цветущую яблоневую ветвь.

Она была похожа на древних жителей Луны: высокая, стройная, грациозная. Огромные крылья кондора трепетали у нее за спиной.

Похожий на Аткинса человек поступил именно так, как и должен был бы поступить настоящий Аткинс: он вынул из ножен церемониальную катану и отсалютовал, держа острие меча над головой, а гарду — на уровне глаз.

Чтобы не ударить в грязь лицом, Фаэтон изобразил элегантный поклон, изящно отставив ногу и помахав руками — так Арлекин мог бы поклониться королеве Франции.

— Приветствую тебя! — воскликнул Фаэтон. — Если ты — сама аватара Разума Земли, чья безграничная мудрость поддерживает нас, я приветствую тебя и восхваляю в честь всех благодеяний, которыми бесконечный Разум осыпал Землю. Если же ты лишь воздаешь ей почести, украсив себя ее символами, я так же приветствую тебя, склонив голову в честь той, кому эти символы принадлежат.

— Я — лишь ее часть, мне лишь доверена малая толика ее разума. Я — гостья на вашем праздновании. — Она кивнула, глаза ее заблестели, и, тепло улыбнувшись, она продолжила: — Ваш комический персонаж очень правдоподобен, меня так позабавило приветствие, оно так напоминает комическую оперу. Дорогой Фаэтон! Разум Земли много думала о вас в последнее время. Она надеется, что вы будете верны самому себе, своему истинному характеру так же, как вы верны сейчас характеру своего персонажа.