А. Бертрам Чандлер - Гаммельнская чума (авторский сборник)

Тем не менее наша тюрьма была роскошной: шикарная, просторная гостиная; четыре спальни, каждая с отдельной ванной… а также кухня, при виде которой в каждом из нас просыпался кулинар. Здесь были книги. Судя по содержанию, нечто подобное пользовалось безумной популярностью на Медулии лет двести назад, но сейчас читать это было невозможно. Еще был большой плеер и множество дисков с записями — знакомая и незнакомая музыка, театральные постановки…

И…

Это поразило нас, хотя мы не были ханжами. Здесь были женщины.

Они вошли без стука и принесли нам еду — первую еду, которую нам довелось есть в плену. Их было четыре. Их лица, их тела, линии которых были скорее подчеркнуты, чем скрыты полупрозрачными одеждами, были невероятно красивы. Одна была почти двойником Вероники. Почти. Та едва уловимая асимметрия лица, то легкое несовершенство, которое делало Веронику такой прекрасной… Этого не было. Да, по всем принятым канонам красоты эта девушка давала сто очков жене Алана. Но фактически…

Я видел, как Алан недоверчиво разглядывает ее, потом в его глазах блеснула безумная надежда… и снова он сник, а на лице застыла маска удрученности и уныния.

— Кто вы, черт подери? — прорычал он.

— Мы — ваши служанки, — ответила псевдо–Вероника.

Ее голос звучал как‑то… неправильно. Он был безжизненным.

— Мы — ваши служанки. Мы будем делать все, что вы пожелаете.

— Все? — осведомился Старина Джим. — Я весь в ожидании.

— Заткнись! — взревел Алан. Он снова повернулся к девушке. — Но мне дали понять, что пока не появились мы, на этой планете не было людей.

— Вы поняли правильно, — сказала она.

— Тогда — вас привезли из какого‑то другого мира? С третьей планеты?

— Нет, — она засмеялась. — Мы сделаны здесь. С помощью портрета, который был в вашей каюте. Я сделана с него. Мои сестры смоделированы по памяти. — Она засмеялась снова. — У “Авторитета” прекрасная память. До мельчайших деталей…

— Но за такое время… — прошептал Алан, — вырастить тела из нескольких клеток…

— Что вы, — ответила она смущенно — это прозвучало почти по–человечески. — Нет. Настоящих женщин еще делают. Мы… искусственные.

Старина Джимми захихикал.

— Я видал много прекрасных машин, — пробормотал он, — но такое…

Он протянул свою длинную тощую руку и ущипнул одну из девушек–роботов за округлую попку. Она весьма убедительно взвизгнула, чуть не выронив поднос.

— Нормальная реакция, — удовлетворенно сказал Джим.

— Губчатый пластик, натянутый на стальные кости, — отозвался я. — И пластиковая кожа… После двадцати лет воздержания такое может возбуждать, да и то вряд ли.

Я потянулся и потрогал гладкое, как атлас, плечико, взглянул в глаза, живые до глубины зрачков. Я разглядывал пунцовые губы, слегка приоткрытые и обнажающие зубы… почти совершенные, но — артистический штрих — чуть неровные, отчего они не казались искусственными. Мой взгляд непроизвольно скользнул ниже, по великолепной высокой груди, чуть вздымающейся при дыхании, туда, где сквозь пелену ткани смутно розовели соски.

— Оставьте еду, — сурово приказал Алан, — и уходите.

— Не так быстро! — запротестовал Старина Джим.

— Не так быстро, — подхватил Дадли. — Это может оказаться весьма занятным.

— Это будет омерзительно.

— Говорю тебе, как инженер.

— Говорю тебе, как мужчина. Мне они не нужны. И ни одному мужчине в моем экипаже.

— Нас сделали, чтобы вас обслуживать, — тепло проговорила робот–Вероника. — Чтобы доставлять вам удовольствие. Чтобы делать вас счастливыми, пока не будут готовы женщины из плоти и крови. Это потребует некоторого времени…

— Мы не нуждаемся в ваших услугах, — отрезал Алан. — Ступайте.

Они ушли.

— Мы могли бы что‑нибудь от них узнать, — пытался протестовать Дадли.

— Они еще вернутся, — утешил его Старина Джимми.

— Они не вернутся, — жестко сказал Алан. — Между прочим, советую не отказываться от еды.

Мы поставили стулья вокруг стола, на котором женщины–роботы оставили еду. Мы с Аланом уже были свидетелями гостеприимство хозяина этого странного мира, поэтому не слишком удивились тому, что увидели. Но Джим и Дадли были потрясены и не скрывали этого. Еда была великолепна. Несомненно, продукты были доставлены с третьей планеты — не на том ли корабле, который мы наблюдали со станции на Южном Полюсе? — но самые прекрасные продукты может испортить неумелый повар, лишенный творческого воображения. Здесь был бесподобный коктейль из моллюсков, которые были словно недавно выловлены, изысканное мясо с настоящим привкусом чеснока, вино — наверно, из самой Бургундии, с далекой Земли. Ни в одной кондитерской в Галактике я не пробовал столь изысканных сластей, как те, что подали к кофе… к счастью, их принес безликий официант — точная копия того, что обслуживал нас с Аланом. А может быть, тот же самый. Еще он принес ликер и бренди — тоже бесподобные, а под конец — сигары.

Мы закурили и расслабились. Потом Алан вскочил и начал расхаживать взад и вперед по комнате. Пышный ковер полностью поглощал звук шагов.

— Вредно сидеть просто так, — проворчал он. — Надо заняться гимнастикой.

Джим предложил гимнастику в спальне, скорчив при этом весьма двусмысленную мину.

— Мы должны придумать, как сбежать из этой проклятой мышеловки, — снова заговорил Алан.

— Только сыр больно хорош, — заметил Джим.

— Черт бы тебя подрал, — заорал Алан. — Неужели вы не видите, к чему это идет? Эта хрень — “Авторитет” или как его там — будет петь нам про то, как он хочет нам служить. Но это мы будем ему служить. Он будет удовлетворять свои потребности за наш счет.

— Надеюсь, ты понимаешь, что он может слышать все, что здесь говорится.

— Прекрасно понимаю. Надеюсь, он еще и сделает правильные выводы.

— Голову даю на отсечение, — заговорил Джим, — если он правильно тебя поймет, он попытается запихать самого себя в собственные очистные сооружения — чтобы сделать нас действительно счастливыми. Скажи, Алан: положа руку на сердце, разве не лучше жить здесь, чем носиться по Приграничью в этой идиотской допотопной жестянке?

— Нет.

Он повернулся к нам с Дадли.

— А вы что скажете?

— Он устроил нам прекрасные каникулы, Алан, — ответил Дадли. — Главное — чтобы они не затянулись.

— Джордж?

— Я просто мальчик, которого занесло в большой город. Мне нравится, когда вокруг много народу, новые лица и старые друзья. Но когда этого становится слишком много, я впадаю в тоску.

— Кое‑кто просто не понимает своего счастья, — жалобно пробормотал Старина Джимми.