Пол Андерсон - ФАТА-МОРГАНА 9 (Фантастические рассказы и повести)

— Давай посмотрим, правильно ли я себе все это представляю. Тебе за работу в «Прожекте» платили?

— Конечно, Гордон, иначе зачем бы я тратил на все это время? У меня была, конечно, приличная почасовая оплата, как и у Вики. Я решил, что если уж я там зарабатываю деньги, то лучше делать под псевдонимом, чтобы мой старик не пронюхал об этом и не стал требовать свою долю наличными. Слушай, сейчас мне надо бежать. Необходимо быть в «Прожекте». Как насчет того, чтобы пойти со мной и посмотреть все самому? Тебе это не покажется диким, а? Доктор Воланд любит посетителей. Это совершенно новый подход к смыслу человеческой жизни, Гордон. Вот смотри, это делается каждый день, но ничего об этом не знаешь. Вроде щелканья суставов. Это потаенный процесс, и ты не представляешь, как он протекает. Все это изучается в «Прожекте». Они проникают в глубину процесса и открывают человеку глаза на то, что в нем самом происходит.

Конечно, надо было идти с ним. Между Квентином и Вики существовало бессознательное взаимодействие, возможно, не такое, как хотелось ему, но большее, чем хотела она. Они образовывали что-то вроде сэндвича, причем очень болтливого сэндвича, странным образом втиснутого в мою жизнь. А моя жизнь с любой стороны была открыта всем и каждому. Я чувствовал необходимость влезть в самую кухню этого сумасшедшего дома, почему-то получившего название «Слип Прожект». В ту самую кухню, где сварганили этот сэндвич. Чтобы уяснить всю картину, я должен докопаться до сути стихотворения Квентина «Mah Oun Tang» и последовать за ним на любое по счету небо, даже если температура там не поднимается выше семи градусов. Если бы его звали Мао, то и тогда мне пришлось бы последовать за ним.

Пока мы ехали, Квентин рассказал мне кое-что о Виктории Пеилоу. Студентка последнего курса исторического факультета Калифорнийского университета, она работала над диссертацией по садомазохистским аспектам колдовства позднего средневековья, демонологии, алхимии. Хорошо играла на гитаре. Она везде носила ее с собой и исполняла для собственного удовольствия песни «ОМЭН». Она очень любила эти песни, особенно лирические, написанные им, Квентином, или, вернее, Иваром. Ей так нравились эти стихи, что можно себе представить, какую глубокую страсть она испытывала к Ивару и лишь пыталась прикрыть эту страсть, не давая ему своего телефона.

Было очень приятно засыпать рядом с ней. Более того, самые волнующие сны Квентин видел именно в «Прожекте». Кроме того, Вики была более импозантна, чем королева Марго.

— Квентин, та ночь, когда вы прищелкивая пальцами… осторожно начал я. — Насколько я помню, ты говорил, что ты начал это делать, а потом присоединились и другие?

— Да, все именно так и было.

— Ты помнишь, почему начал это делать? О чем ты думал, когда начал щелкать пальцами?

— Мне кажется, я думал о Вики. И все эти дни я думал в основном о ней.

— А ты можешь вспомнить, что именно ты о ней думал?

— М-мм… По-моему, я думал о ее юбке. Она ходила в «Слип Прожект» в мини-юбке. Это даже не мини, мини-юбка, какой-то фиговый листик, едва-едва прикрывающий то, что следует. Я думаю об этой юбочке постоянно. Об этой юбчонке, чуть прикрывающей попку. Я думал о ней и тогда: как только такие юбки не запрещаются законом, потом, что неплохо бы добыть ножницы, потом мысленно стал подрезать юбку. Да, последовательность была именно такая. Я отрезал по кусочку и что-то бормотал, думая при этом, обрати внимание, о стихотворении «La Brea Tar Pits»,[38] полагая, что оно должно называться «La Brea Ann Pits»,[39] и посмеивался про себя. И вдруг я услышал тот голос. Ее голос. Разумеется, мне это почудилось, вспомни, я был в отрубе и лежал на траве. Голос звучал громко, глубоко и напористо. Глубже, чем оперный бас. Голос сказал: «Режь дальше, а я дам тебе по рукам и твои суставы превратятся в кисель». Так и было сказано. Сначала голос пообещал этот самый кисель, а потом добавил: «Давай, волочись за мной, и я переломаю тебе сначала пальцы, а потом и все кости». Теперь уже грозили переломами. Когда я это услышал, то бросил воображаемую юбку и воображаемые ножницы. И все из-за этого воображаемого голоса, угрожающе грохотавшего у меня в ушах. Я уверен, что именно тогда и начал щелкать пальцами. Слушай, хорошо, что ты спросил меня, теперь многое прояснилось. Не удивительно, что я испугался этого хруста. На самом деле, я испугался угроз.

— Итак, ты хочешь сказать, что этот нервный хруст начался в результате грез о Вики?

— Гордон, я не хочу сказать, а уже сказал.

Мы некоторое время ехали молча.

— Квентин, ты обратил внимание, что мы все время разговариваем о всякого рода жидких субстанциях да о костях?

— Не знаю. Об этом много болтают. Ведь эти штуки присутствуют в жизни каждого.

— Я бы заметил, что в твоей жизни больше, чем в чьих-нибудь еще. Тебе надо, чтобы жидкости — это было одно, а кости — другое. И тебя раздражает, когда люди их смешивают. Я говорю об этом потому, что только ты вспомнил о том голосе, как сразу вспомнил, что тебе пригрозили превратить суставы в кисель. Сама мысль превращения костей в жидкость привела тебя в ужас. Я думаю, что это главное. Ты как-нибудь связываешь это с Вики?

— Это абсурдная чепуха, Гордон. Правда, в голосе Вики звучала угроза, но ведь это были галлюцинации, голос звучал у меня в голове, а не вне меня.

— Тоже верно. Но ведь именно ты вкладывал воображаемые слова в уста Вики. Автором был ты, но ты поставил эти слова в кавычки и приписал их Вики.

— Гордон, не знаю, куда ты клонишь, задавая мне подобные вопросы. И все же, какое все эти твердые и жидкие штуки могут иметь отношение к Вики?

— Я не знаю, Квентин. Но попрошу тебя перестать хрустеть пальцами и взяться за руль, пока ты не угробил нас обоих.

Научность — не для меня. Все то, что называется Законами Природы, я воспринимаю как досужие домыслы. Вот говорят, что наполненный горячим воздухом шар поднимается вверх согласно закону Бойля, какой-то гравитации и тому подобное. Я считаю иначе, что наш шар поднимается из-за подпитки солнечной спермой. Как я додумался до этого? Моя собственная голова, из нее Солнце так сильно сосет энергию, что приходится почти все время напрягать шейные и плечевые мускулы, чтобы удержать ее там, где положено. Медики говорят, что это невротическое напряжение, а я считаю, что это нормальное желание не дать организму развалиться. Иногда мигрень, вызванная постоянным мускульным напряжением, даже полезна. Эта голова просто дает мне знать доступным только ей языком, что она помогает мне преодолеть космический саботаж. Вспомните, как необычно ведет себя вода при температуре ниже тридцати градусов по Фаренгейту.[40] Меня всегда поражала та эмоциональная, хотя и болезненная реакция на неприятное воздействие. Словно бы отчуждение в некоторых случаях прогрессирующей шизофрении.