Евгений Лотош - Несомненная реальность

Оксана прикусила губу и взглянула на Болотова. Тот кивнул.

— Господа… и сударыни, пройдемте в соседнюю комнату. Пусть господин Кислицын немного придет в себя.

— Странный он какой-то, — в смежной комнате Натали осторожно опустилась на табуретку, предварительно опробовав ее прочность, постучав по сиденью. — Он всегда такой или только сегодня?

— Смею вас заверить, сударыня, Олег Захарович вполне вменяемый человек, — сухо заметил Вагранов. — Немного не от мира сего, но разумный и рассудительный. Миша, что скажешь?

— Что уже сказал, — пожал плечами Болотов. — Сильный шок по непонятной причине. Такой с людьми случается от сильных потрясений. Панический страх, например, может приводить к подобному состоянию в качестве реакции. Некоторые наркотические вещества наподобие опиума тоже способны дать такой эффект. Но вчера вечером, сударыня, — он испытующе посмотрел на Оксану, — с ним все было в порядке?

— Да, совершенно, — кивнула та. — Мы… ну, в общем, он засыпал совершенно нормальным. А утром я проснулась, а он… — Девушка снова хлюпнула носом.

— Понятно, — Болотов прошелся по комнате. — Любопытную фразу он произнес, когда очнулся. Про «ваш мир» и эталоны. С учетом того, что нам известно про его прошлое, можно…

Он остановился и обвел глазами присутствующих.

— Впрочем, полагаю, мне сначала следует обсудить ситуацию с господином Кислицыным.

— Ну уж нет! — заявила графиня. — Черта с два вы от меня так легко отделаетесь. Печенкой чую – здесь тайна. А чтобы я от тайны просто так оторвалась?

— Тайны, пани, не следует обсуждать публично, — ледяным тоном заметил Крупецкий. Филер стоял в темном углу, скрестив руки на груди, и сверлил Сапарскую неприязненным взглядом. — Особенно в присутствии людей, открыто симпатизирующих бунтовщикам и бандитам. Или красный бантик у вас на груди означает что-то другое?

— А вы, сударь, не из жандармов ли случайно? — не менее ледяным тоном осведомилась графиня. — Вы уже сегодня делали мне замечания. Не по чину заноситесь, любезный, вам не кажется?

— Я, пани, жизнью рискую, чтобы взбалмошные дамочки вроде вас имели возможность красиво жить, — парировал Крупецкий. — Думаете, для тех бандитов, что бомбы в людей кидают, ваш кокетливый бантик что-то значит? Не дай боже, пани, вы попадетесь им одна в темном переулке – живо все иллюзии рассеются. И насчет волшебной силы бантика, и насчет высоких стремлений…

— Да что вы себе!.. — возмущенно взвилась с табуретки графиня.

— Я так думаю, — вклинился Вагранов, — что высокие договаривающиеся стороны определились в отношении друг к другу. Но, может, не стоит продолжать такой энергичный разговор? Сударь, — он повернулся к Крупецкому, — не имею чести вас знать, но, если я правильно понимаю, вы работаете в… том же учреждении, где формально числится и господин Кислицын? В таком случае у меня нет оснований для добрых чувств ни к вам, — он повернулся к Сапарской, — ни, впрочем, к вам, ваша светлость. Однако я должен напомнить, что ситуация сложилась так, что у нас есть нечто общее, что нас всех объединяет – по долгу службы ли, по сердечной ли склонности, по другим ли мотивам. Так что давайте не станем ссориться прямо сейчас. Миша, ты мне одно скажи – что с Кислицыным? Его здоровью угрожает опасность?

— Не думаю, — Болотов пожал плечами. — Хотя наблюдать за ним, да и за сударыней Оксаной, следует постоянно. С учетом наших разговоров… все что угодно может случиться. Я, пожалуй, откланяюсь. Если поймаю извозчика, успею в клинику к традиционному времени обхода. Только об одном прошу всех присутствующих – держите язык за зубами. Подобные происшествия могут серьезно повредить репутации человека в глазах невежд. Знаете, как случается – понапрасну прилепят человеку ярлык умалишенного, и все, до самой старости ходи с ним.

— Я обязан доложить начальству, — буркнул филер.

— И кто у вас начальство, любезный?

— Э-э-э… — поляк заколебался, но потом пожал плечами. — Небезызвестный Зубатов Сергей Васильевич. Надеюсь, слышали?

— Ему можно, — кивнул доктор. — Он в курсе дела.

— Охранка… — презрительно протянула Натали. — Да, подруга, не повезло тебе.

Доктор лишь пожал плечами.

— Как вам угодно. Теперь – всего хорошего. Милая Оксана, будьте так любезны привезти мне господина Кислицына на консультацию, когда он оправится от случившегося.

Он взял со стола шляпу, прихватил саквояж и двинулся к двери.

— Погодите! — спохватилась Сапарская. — Доктор, я довезу вас до клиники, — она крепко ухватила Болотова под локоть и прижалась к нему грудью, заглянув в глаза. — Вам ведь, наверное, скучно ехать всю дорогу на извозчике, да и не найти его сейчас. А мы по дороге поболтаем… — Она подмигнула Оксане и увлекла психиатра за дверь.

— Ну и особа, — хмыкнул Вагранов. — Наверняка начнет выпытывать, что он знает про Олега. Ну ничего, Женя – крепкий орешек, особенно когда речь идет о профессиональной тайне. Мы с гимназии дружим, но и мне он про пациентов никогда ничего не рассказывает. Сударыня, мой вам совет – держитесь с Сапарской настороже. Графиня – личность в Москве известная. Она любит изображать из себя демократку, но замашки у нее – самые что ни на есть аристократические. Не знаю, где и как вы с ней сошлись, но, боюсь, что вы для нее лишь очередная игрушка. Скоро вы ей надоедите, и она про вас позабудет, но слухи ее милостью могут пойти гулять. А теперь я тоже откланяюсь. Мне нужно заехать в лабораторию – у нас, кажется, начало получаться с полиэтиленом. Потом я в университет. Если что, Оксана, ищите меня на кафедре. Не забывайте, я в господине Кислицыне заинтересован не меньше вашего, так что всегда помогу в меру своих возможностей.

Он поцеловал руку Оксане, помедлив, кивнул Крупецкому и вышел.

— Ну и компания, — неодобрительно заметил филер. — Докторишка, красная графиня и какой-то интеллигент из либеральных. В странные компании вы попадаете, пани Оксана. Что-то начальство скажет…

Остаток дня превратился для Оксаны в сплошной кошмар. Она не находила себе места от беспокойства. Крупецкий, так и не дождавшийся смены в лице Чумашкина, отправился в Гнездниковский переулок прояснять ситуацию и куда-то сгинул. Олег все так же лежал в кровати, глядя в потолок, и от утреннего его состояние отличалось только тем, что он изредка шевелил губами, что-то неясно бормоча себе под нос. Девушка то начинала разжигать самовар, что и в лучшие времена у нее получалось скверно, то принималась лихорадочно делать бутерброды, на которые Олег так и не обратил внимания, то пыталась читать… Уже к обеду она сама впала в дремотно-безразличное состояние и тихо сидела в углу на жестком стуле, бессмысленно глядя перед собой. Серая тоска заполняла мир, и солнце, заглядывавшее в комнату сквозь тусклое оконце, тоже казалось серым и бессмысленным.