Франсис Карсак - На бесплодной планете. Наша родина — космос. Романы. Рассказы.

Мишо вскочил на ноги, но Иванов опередил его. Он вытащил из металлического шкафа три мягких комбинезона, которые должны были позволить им перенести декомпрессию, окажись она слишком тяжелой, в течение того времени, которое ушло бы у них на то, чтобы натянуть внутренние спасиандры. Закрепив на лицах кислородные маски, они вернулись на свои места. Даль все еще одевался.

Громкоговоритель возвестил:

— Ответ получен. Ни один из известных нам языков — как гуманоидных, так и негуманоидных — с его расшифровкой нам не помог. Нам будет принадлежать честь установления первого контакта, дети мои! Лейтенант Мишо, вас подменит лейтенант Каччини. Немедленно явитесь в командную рубку…

— Вот же счастливчик! Сможешь увидеть все с начала до конца!

— … и захватите с собой ваш спасиандр.

Это уточнение капитана было встречено взрывом смехом, пронесшимся по всему звездолету. Никакой другой Мишо бы и не подошел.

— Направление: 3 градуса к востоку. Расстояние 95 миллионов километров. Скорость 7000 км/с.

Вполголоса Даль добавил:

— Он маневрирует. Вот только зачем — чтобы зайти сбоку или же чтобы избежать с нами встречи? Удачи, Жан, и — до скорого, я надеюсь!

* * *

Когда Мишо вошел в командную рубку, Оливарес уже ждал его в окружении своего генштаба: старшего помощника Али Кемаля, второго помощника Тераи, под полинезийской вялостью которого чувствовались энергия и сила, главного механика Хоркарнака, коренастого и смешливого эскимоса, и двух гражданских, герра доктора Мюллера, лингвиста, и Умбопы, астронома-кафра, единственного человека на борту «Искрометного», который — если и не по ширине плеч, то хотя бы по телосложению — мог сравниться с лейтенантом Мишо.

— Я вызвал вас, Жан, потому, что, исходя из вашего досье, вашей специализацией была лингвистика. Теперь вы, и до тех пор, пока в этом не отпадет необходимость, подчиняетесь доктору Мюллеру.

— Итак, мой юный друг, где именно и у кого вы учились? — поинтересовался немец.

— В космической академии Реггана, мсье, у профессора Ванденберга.

— Прекрасно, прекрасно! Ванденберг — один из моих старых однокашников, и я его глубоко уважаю, пусть иногда мы и расходимся в переводе свитков, обнаруженных в мертвых городах планеты Альфа Полярис III. Пойдемте, я хочу, чтобы вы прослушали запись сообщения, которое мы получили в ответ.

Они прошли в небольшой зал, вотчину доктора Мюллера.

— Присаживайтесь, присаживайтесь! Ученики моего друга — мои друзья! А вот и сообщение.

Из магнитофона полился мелодичный голос:

— Анеоидителекранчабоэтеле ансителекранчатеутелалухинето бетеоэрситериска-ридоро.

— Три слова или, быть может, скорее даже — три фразы, которые нам едва ли удастся разложить на составные части. Даже не знаю, что с этим можно поделать.

— Вот и я не знаю, милейший, не имею ни малейшего представления! Тейфель, ваш капитан, принимает нас за волшебников! Ах! Если бы у нас было больше слов, образных выражений, возможно, нам это и удалось бы!.. Mein Gott! Каких только глупостей ни прочтешь и ни услышишь о дешифровке неизвестных языков! Знаете, я тут как-то читал роман одного автора, чье имя я не буду вам называть, оно слишком известно! Так вот, в этой истории один из наших звездолетов прилетает на некую планету, экипаж находит там надписи и — хоп! Бортовой лингвист с легкостью прочитывает эти тексты, целых три страницы! А что мы имеем в действительности? Взять, к примеру, эти знаменитые свитки с планеты Альфа Полярис: мы уверены, что они написаны на языке того же типа, что и язык горных кленов. Так вот, там, где ваш учитель, мой друг Ванденберг, читает: «Я, Акка, король, делаю подношение богам… и т.д.», я читаю следующее: «Я, Акка, король, беру себе новую сожительницу! Ха-ха-ха! Она очень даже ничего!» И заметьте, я уверен, что прав именно я! Судя по их барельефам, протоклены были той еще шайкой сатиров! А Ванденберг — пуританин, каких еще поискать. Но давайте-ка вернемся в командную рубку. Быть может, уже есть какие-то новости?

Умбопа тщательно настраивал большой телескоп. Установленный в носовой части звездолета и предназначенный для удаленного изучения систем, необходимость посещения которых все еще была под вопросом, этот, снабженный электронным амплификатором аппарат выдавал фантастические масштабы увеличения. Но и он пока что выводил на экран все то же небольшое светящееся пятно, не имевшее какой-то определенной формы.

— Придется подождать, капитан, — проговорил темнокожий астроном своим басистым африканским голосом, более глухим, чем любой европейский.

Они принялись ждать, в тишине, нарушаемой лишь сообщениями телеметристов и «пока ничего, капитан» радистов, тщетно пытавшихся восстановить контакт с другими.

Впрочем, тихо было практически в каждом уголке «Искрящегося». Закупорившись в герметических отсеках, люди ждали приказа, который развязал бы яростное сражение или же, напротив, положил конец боевой тревоге. Снаружи, за тонким — ох! сейчас он казался всем таким непрочным — корпусом корабля, — звезды прорезали космическую ночь своим не отбрасывающим лучей светом, а где-то вдали, под звездолетом, вертелась планета, к которой они летели с исследовательской миссией от имени всего человечества, и за которую другие, возможно, желали с ними побороться. До сих пор человеческая экспансия в космосе носила миролюбивый характер, пусть даже десятью годами ранее людям и пришлось сразиться в непродолжительной войне с кцлилями.

Запищал передатчик, и Оливарес нажал на кнопку приема.

— Капитан, теперь мы совершенно уверены, что, помимо естественных, никаких других форм энергии планета не эмиттирует. Ни радиоволн, «ни волн Кольбака», ни радиоактивности нами не отмечено.

— Стало быть, на ней нет разумной жизни или, по крайней мере, промышленной цивилизации.

— Разве что, капитан, они нас засекли и теперь прикидываются мертвыми!

— Цивилизация — это вам не тюлень, Хоркарнак: она никогда не прикидывается мертвой! К тому же нами ничего не было выявлено и в момент приближения. Беда в том, что если эта небесная Земля девственно чиста для нас, то такова же она и для них.

Капитан указал рукой на экран, где по-прежнему светилось небольшое пятно. Оно уже заметно увеличилось в размерах. Умбопа подкрутил маховик телескопа.

— Теперь уже можно различить форму!

— Если это можно назвать формой!

— Что бы это ни было, ни к нам, ни к кренам, ни к хополпопам, ни к синерийцам, ни к…