Орсон Скотт Кард - Ксеноцид
– Си Ванму, – мягко произнес он. – Владычица Запада. И Фэй-цзы, великий учитель Пути.
Он поклонился. Они поклонились ему в ответ.
– Я заскочил сюда буквально на минутку, – продолжил он и протянул пробирку Хань Фэй-цзы. – Вот ваш вирус. Как только я улечу – мне что-то не хочется подвергаться никаким генетическим изменениям, большое спасибо, – выпейте содержимое. Мне кажется, вкус премерзкий, но все равно выпейте. А затем обойдите как можно больше знакомых, пройдитесь по дому, сходите в город. В вашем распоряжении есть шесть часов, потом вы почувствуете некоторую дурноту. Но ровно через два дня все пройдет, вы полностью излечитесь. От всего. – Он вдруг ухмыльнулся. – Ну что, мастер Хань, с гримасами и танцульками покончено, а?
– Наше рабство подошло к концу, – сказал Хань Фэй-цзы. – Мы готовы разослать соответствующие послания.
– Не вздумайте делать этого сейчас, походите пару часиков, распространите инфекцию, а потом можете посылать что угодно и кому угодно.
– Да, разумеется, – ответил мастер Хань. – Ваша мудрость учит меня осторожности, тогда как мое сердце приказывает мне поспешить и объявить наконец о той достославной революции, которую несет нам этот милосердный вирус.
– Ага, замечательно, – согласился юноша и повернулся к Ванму. – Но тебе-то этот вирус ни к чему?
– Вы правы, сир, – склонилась Ванму.
– Джейн утверждает, что никогда не встречала таких блестящих и умных людей, как ты.
– Джейн очень добра ко мне, – смутилась Ванму.
– Да нет, она просто предоставила мне всю имеющуюся информацию. – Он оглядел ее с головы до ног. Ей стало немного не по себе от того, как его взгляд словно завладел ее телом. – Следовательно, без вируса ты переживешь. По сути дела, тебе лучше вообще свалить отсюда, пока не началась заварушка.
– Свалить?
– А что тебе здесь делать? – удивился юноша. – Какая бы революция здесь ни разразилась, все равно ты останешься прислугой, ведь ты принадлежишь к самому низшему классу. На такой планетке ты можешь хоть всю жизнь через голову прыгать и все равно останешься прежней служанкой, правда на удивление способной и разумной. Полетели лучше со мной, и ты войдешь в историю. Ты сама будешь творить историю.
– Лететь с вами? Но зачем?
– Чтобы свалить Конгресс, конечно. Поставим их всех на карачки и пинками разгоним по конурам. Придадим колониям статус равноправных миров, расправимся со взяточничеством, откроем все секретные файлы и отзовем движущийся на Лузитанию флот, прежде чем он успеет натворить бед. А потом утвердим права рас рамен. Мир и свобода.
– Вы собираетесь все это совершить?
– Не в одиночку, естественно, – улыбнулся он.
Она с облегчением вздохнула.
– С твоей помощью.
– А что я должна буду делать?
– Писать. Выступать. Делать то, что я попрошу.
– Но, сир, я необразованная девчонка. Мастер Хань совсем недавно взялся за мое обучение.
– Кто вы такой? – вмешался в их разговор мастер Хань. – Неужели вы думаете, что такая скромная девочка, как Ванму, бросит все и отправится неведомо куда с каким-то чужаком?
– Хороша девочка! А кто заплатил телом надсмотрщику, лишь бы подобраться поближе к Говорящей с Богами, которая могла бы нанять себе доверенную служанку? Нет, мастер Хань, может быть, она и похожа на скромную, благочестивую девочку, но только потому, что меняет свою окраску, как хамелеон. Стоит ей только почуять запах жареного, как она брык – и обернулась!
– Я не лгунья, сир, – выдохнула Ванму.
– А я ничего такого и не говорю и ни секунды в этом не сомневаюсь. Ты настолько входишь в роль, что она становится твоим вторым «я». Вот я и говорю тебе: попытайся обернуться революционеркой. Ведь ты же ненавидишь этих ублюдков, которые сотворили такое с твоим миром. С Цин-чжао.
– Откуда вы столько обо мне знаете?
Он постучал по уху. Только сейчас она заметила драгоценный камень в мочке.
– Джейн держит меня в курсе насчет тех людей, с которыми мне предстоит столкнуться.
– Джейн скоро погибнет, – сказала Ванму.
– А, – махнул рукой юноша. – Ну станет она на какое-то время маленько чокнутой, но не умрет, точно. А ты помогла ей спастись. И я не я, если не заберу тебя.
– Я не могу, – слабо защищалась она. – Я боюсь.
– Ладно, ладно, – закивал он. – Мое дело предложить.
Он повернулся и направился к своему кораблю.
– Подождите! – вырвалось у нее.
Он обернулся.
– Хоть назовитесь, по крайней мере!
– Питер Виггин – так меня зовут, – ответил он. – Хотя, похоже, на некоторое время мне лучше воспользоваться псевдонимом.
– Питер Виггин, – изумленно повторила она. – Но ведь так…
– Да, так зовут меня. Я тебе потом все объясню, если будет настроение. Скажем так, меня послал Эндрю Виггин. Скорее, даже выслал. Силой. У меня есть цель, и он посчитал, что я достигну желаемого только на одной из планет, где наиболее плотно сосредоточены силовые структуры Конгресса. Ванму, однажды я уже стал Гегемоном и намерен повторить свой путь, и мне все равно, как меня в конце концов назовут. Я собираюсь переполошить кучу курятников, причинить возмутительное количество неприятностей и посадить всю Сотню Миров задницей в кипяток. Я приглашаю тебя помочь мне в этом деле, но на самом деле мне плевать, согласишься ты или нет. Конечно, было бы неплохо заручиться поддержкой твоих мозгов и полетать в твоей компании, но – с тобой или без тебя – я осуществлю задуманное. Ты летишь или как?
Она, терзаясь сомнениями, в отчаянии повернулась к Хань Фэй-цзы.
– Я надеялся взять тебя в ученицы, – сказал мастер Хань. – Но раз этот человек твердо намерен совершить то, о чем говорит, тогда вместе с ним у тебя есть больше шансов изменить ход истории человечества, чем если бы ты осталась здесь, где за нас всю работу исполнит вирус.
– Расстаться с вами, – прошептала Ванму, – все равно что потерять родного отца.
– А когда уйдешь ты, я лишусь второй и последней дочери.
– Эй, вы двое, кончайте там. У меня уже сердце разрывается, – не сдержался Питер. – У меня здесь под боком корабль, который играючи обгоняет свет. Всегда можно будет вернуться. Если ничего не получится, дня через два, через три получите девчонку обратно. Ну что, по рукам?
– Ты хочешь лететь, я вижу это, – сказал мастер Хань.
– Но разве вы не видите, остаться я хочу не меньше?
– И это я вижу, – кивнул мастер Хань. – Но ты полетишь.
– Да, – согласилась она. – Полечу.
– Да приглядят за тобой боги, дочь моя Ванму, – напутствовал ее Хань Фэй-цзы.
– И да взойдет пред вами солнце, мастер Хань, куда бы вы ни направились.
Она отвернулась. Юноша по имени Питер взял ее за руку и увел в корабль. Дверь за ними закрылась. Спустя мгновение судно исчезло.
Мастер Хань подождал минут десять, погрузившись в медитацию и приводя себя в чувство. Затем он открыл пробирку, выпил ее содержимое и быстро зашагал обратно к дому. У дверей его приветствовала старая Му-пао.
– Мастер Хань! – окликнула она. – А я даже не видела, как вы выходили. И Ванму куда-то запропастилась.
– Ее некоторое время не будет, – сказал он. Затем, подойдя к старой служанке так, чтобы его дыхание попадало на ее лицо, произнес: – Му-пао, ты служила нашему дому более преданно, чем мы этого заслуживали.
На ее лице отразился страх:
– Мастер Хань, но вы не уволите меня, нет?
– Нет, – ответил он. – Я просто хотел поблагодарить тебя.
Он оставил Му-пао и вошел в дом. Цин-чжао в комнате не было. И неудивительно. Бо́льшую часть своего времени она теперь посвящала приему гостей. Прекрасно, ему это только на руку. Действительно, он нашел ее в одной из гостиных в обществе трех почтенных Говорящих с Богами старцев, которые прибыли в город, преодолев расстояние в двести километров.
Цин-чжао представила их друг другу, а затем взяла на себя роль примерной дочери, как и полагалось в присутствии отца. Он поклонился всем троим, а тем временем воспользовался представившейся возможностью и так или иначе, но дотронулся до каждого из них. Джейн сказала, что вирус передается мгновенно. Достаточно обыкновенного присутствия, но коснуться на всякий случай не помешает.
Обменявшись приветствиями со старцами, он повернулся к дочери.
– Цин-чжао, – произнес он, – примешь ли ты от меня дар?
Она поклонилась, почтительно ответив:
– Что бы мой отец ни преподнес мне, я с радостью приму это из его рук, хотя знаю, что не достойна ни одного из знаков его внимания.
Он протянул к ней руки и заключил ее в объятия. Тело Цин-чжао было напряжено, она чуть ли не отстранялась: перед посторонними подобного проявления чувств он не позволял себе с тех пор, как она была совсем маленькой девочкой. Но отец продолжал удерживать ее, ибо знал, что она никогда не простит ему этих объятий, а стало быть, это его последняя возможность прижать к себе свою Во Славе Блистательную дочь.
