Кеннет Балмер - Пробуждение Чародея: Накануне Судного дня. Пробуждение Чародея. Планета кочующих городов
Так почему же он не может?
…Дуглас продолжал боксировать за деньги и стал восстанавливать утраченные позиции: но он лучше всех понимал, что остаться навсегда боксером — это не ответ.
Он выехал из тесной квартиры и нанял просторную — почти на том же уровне, что его прежние апартаменты. Он открыл для себя, что повысился спрос на жилую площадь; выбор квартир был ограничен; видимо, город заполняли какие-то новые люди. Слухи вились повсюду. На орбите радарами были обнаружены чужие космические корабли. Чужие огни в ночном небе, необъяснимые шумы… Не пробудился ли у Галактики интерес к существованию Парсло?
На соседней улице открылась новая школа. Сначала Марсден был в восторге от их непрерывных потасовок, от рева, свиста, воя, лая, мяуканья и прочих звукоподражаний, чем увлекались школяры; однако вскоре он стал сожалеть о нарушенной тишине и наконец смирился.
В одной вещи Дуглас при этом убедился: он продолжал любить детей, несмотря ни на что.
То, что он любил замужнюю женщину, вовсе не исключало для него желания иметь детей и завести семью.
Вошла Шари в новом костюме: он скрывал ее плечи и грудь, ноги до щиколоток, но полностью обнажал живот. Это было изобретение Марсдена, но устаревшая аппаратура не смогла справиться с таким заданием и результаты оказались плачевными. Шари выбранила его за неудачное приобретение, включила телевизор и прошла на кухню готовить чай. Ни он, ни она не доверяли роботу выполнять этот священнейший обряд цивилизованного человека.
— Не взорвите все это, Дуг.
— Нам придется вернуть это к чер…
Нам! Шари оставалась ему верна! Он понять не мог, почему. Ведь он любил Паулу. А Паула — он в этом был уверен — любила его. В Шари он видел лишь верного друга и уже никак не мог обходиться без нее.
С телеэкрана начал читать свое страстное обращение некий бородач — изможденное лицо с резкими, аскетическими чертами; лихорадочные глаза, блестевшие в студийном свете фанатическим огнем. Моджендро Дхавара — пророк катастрофы. Человек, поклоняющийся своему собственному Богу, Богу, решившему поразить за нечестие всех сынов Парсло. Марсден погасил экран. Развелось множество религиозных и мистических кликуш. Предвестие несчастья висело в воздухе, как некая завеса, и из этой ткани не получалось иной одежды, кроме власяницы.
Прихлебывая с видом знатока чай, приготовленный Шари, Марсден стал отвечать на вызов видеофона.
Это был Глен Лейден. Марсден едва не подавился глотком, пролил чай. Вытер рог и включил экран.
— Марсден? Позвольте вас на пару слов. Паула — моя жена — устраивает небольшое собрание на Солнцеворот. Я хотел бы, чтоб вы прибыли. Я понимаю — поздно вас предупреждаю, у вас в планах может стоять что-то другое…
— Нет, — Марсден собрался с духом, — отнюдь. Прибуду с удовольствием… на Солнцеворот.
— Очень хорошо. Буду ждать вас.
Экран потух. Марсден взял свою чашку чая. Шари смотрела на него расширенными глазами, с полуоткрытым ртом, не решаясь заговорить. Марсден тоже не смел взглянуть ей в лицо. Что задумал Лейден?.. Надо узнать у Паулы, но как?.. Придется терпеть эту неизвестность до самого Солнцеворота.
XV
Заговор ради планеты Парсло
Готовясь уезжать к Лейдену, Дуглас Марсден побросал одежду в чемодан и помедлил перед оружейным шкафом. Он смотрел на ряды пустых гнезд — когда-то здесь стояли ружья и пистолеты, но большую часть своего арсенала он распродал. Оставалась еще спортивная винтовка калибра 2–5. Сохранил он и «карпентер» — новейшую модель семьдесят шестого калибра, стреляющую горстями микроиголок. Едва ли она могла считаться спортивным оружием; но хозяин не раз использовал ее на стрелковых соревнованиях. Оружие на Парсло существовало ради охоты и спорта.
О войнах тут никогда не слыхивали.
Теперь он взял в руки свой «карпентер». Щелкнул механизмом затвора. И поставил обратно в шкаф. Ведь раньше они с Лейденом были большими друзьями — да и теперь считаются ими…
— Бога ради, будьте осторожны, Дуг! — сказала вдруг Шари.
Обиженный и в то же время тронутый ее заботой, он сердито сказал:
— Что за неприличные намеки, дрянная девчонка! Уши надеру!
Вздохнув, она сменила тему беседы:
— Я слышала, ученые в Университете начинают целую серию новых экспериментов с ягодой. Интересно!
— Зачем это им нужно?
— Откуда я знаю. Просто все только об этом и говорят.
Об Эр так давно не было слышно, что иные горожане уверяли: он окончательно ушел от всей этой политической сумятицы и начал писать свою «Всеобщую историю философии», как давно уже грозился. Мэсон Уормлей сохранял молчание.
До Черекровца Марсдену пришлось добираться общественным транспортом.
Рукава дельты сверкали под лучами бледного зимнего солнца. Падал легкий снежок, подбеливая землю, деревья, крыши, башенки, экзисенсные антенны. Одни мостовые остались чистыми от снега. Ветерок посвистывал и скрипел флюгерами. Какое-то заунывное уханье послышалось невдалеке: это встревоженные чем-то совы вылетели из окна башни Каджахинни и вслепую закружились на ветру, медленно хлопая мощными крыльями. Дуглас открыл дверцу и выпрыгнул из скиммера на посадочную полосу Лейдена, ведущую прямо к портику виллы. Робот взял у него вещи. Одергивая свою темно-синюю куртку, помятую в полете, он вошел внутрь.
Его встретила теплая волна вкусных запахов: пряный аромат пунша, дух сочного мяса, жарящегося на решетке, тонкая прелесть ликера — и тут же опьяняющая утонченность дамских духов и волна крепкого сигарного дыма. Он потер руки в предвкушении удовольствия, собрался с силами и вошел в гостиную. Навстречу ему с приветствием шагнул Лейден, покинув остальных гостей, — те продолжали болтать и смеяться.
— Марсден! Прекрасно! Входите, входите! Не знаю, знакомы ли вы с Лотти Станковиц… — Поведение Лейдена как радушного хозяина было идеальным — это был Клэйтон Мифлинн, но куда более изящный и умный. Неужели с того памятного вечера прошел целый год?
Паула выступила вперед, протянув Дугласу руку. Восхитительная в своем обтягивающем платье цвета «синей ночи», — она была истинной царицей собрания, хозяйкой, в совершенстве знающей свои обязанности. Та же, что и год назад, прическа — два крыла, рассыпающиеся по изящной шее; спокойное, без улыбки, лицо; губы чуть подрагивают — может быть, презрительно? — белая рука в легчайшем пожатии — вот такова сегодня была Паула. Это прочное внутреннее чувство самоудовлетворенности создавало вокруг нее определенную ауру. Такова была Паула. А ему представлялась эта женщина обнаженной на измятой постели, жарко обнимающей его… шепчущей ему на ухо страстные речи… ее зубы яростно впиваются в его тело… ведь та женщина в его объятиях — тоже была Паула!..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});