Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Дорога доблести
— О’кей. Значит, я буду платить тебе раз в неделю.
— Минутку. Не можем ли мы начать работать по этой системе с завтрашнего дня? Сегодня мне деньги просто необходимы. У меня и у жены нет ничего. Абсолютно ничего. У меня только та одежда, в которой я стою перед вами, и ничего больше. То же самое у жены. Я-то могу потерпеть еще несколько дней, но есть вещи, без которых женщина обойтись не может.
Он пожал плечами:
— Как хочешь. Но тогда сегодня ты не получишь премиального доллара за час. А если завтра опоздаешь хоть на минуту, я буду считать, что ты проспал, и снова вывешу на окно объявление.
— Я не алкаш, мистер Каугерл.
— Увидим.
Он повернулся к кассовому аппарату и что-то сыграл на его клавиатуре. Не знаю, что именно, так как в таких аппаратах ничегошеньки не смыслю. Это счетная машина, но она не похожа на нумератор Бэббиджа[213]. У нее клавиши, как у пишущей машинки. А наверху есть окошечко, где, как по волшебству, появляются буквы и цифры.
Машина застрекотала, зазвенела, потом мистер Каугерл вынул из нее карточку и подал мне.
— Вот, пожалуйста.
Это была картонка около трех дюймов в ширину и семи в длину, с множеством маленьких дырочек и надписью, гласившей, что это чек в Ногалесский коммерческий и сберегательный банк, которым «Гриль Рона» поручает выплатить Алеку Л. Грэхему… Думаете, сто долларов? Как бы не так!
Пятьдесят один доллар и двадцать семь центов.
— Что-то не так? — спросил Каугерл.
— Хм… Я ожидал получить по двенадцать пятьдесят за час.
— Именно столько я и заплатил тебе. Восемь часов по минимальной ставке. Вычеты можешь проверить сам. Это, знаешь ли, не я рассчитывал, это машина «Ай-Би-Эм» образца тысяча девятьсот девяностого года, и считает она по программе той же «Ай-Би-Эм» «Кассир плюс». Фирма «Ай-Би-Эм» готова выплатить любому лицу, работающему по найму, десять тысяч долларов, если он докажет, что эта модель и эта программа сделали хоть малейшую ошибку при расчете заработной платы. Вот посмотри-ка. Общий заработок сто долларов. Далее перечислены все вычеты. Сложи их. Вычти из общей суммы. Сверь с распечаткой. Но никаких претензий ко мне. Эти законы не я сочинил — мне они противны еще больше, чем тебе. Ты пойми — каждый посудомойщик, который сюда нанимается, — будь он «мокроспинник» или гражданин этой страны — требует, чтоб я платил ему без вычетов. А ты знаешь, на сколько меня оштрафуют, если поймают?
А что будет, если они вторично застукают меня? И нечего смотреть на меня с такой злобой… иди и разговаривай с властями.
— Но я просто ничего не понимаю. Все это для меня так ново. Не можете ли вы мне объяснить, что означают эти вычеты? Например, вот этот — «адм.»?
— Это означает «административный сбор», но не спрашивай меня, почему ты должен его платить, поскольку я вынужден вести всю бухгалтерию и, конечно, никаких гонораров за это не получаю.
Я попробовал сверить другие вычеты с пояснениями, напечатанными мельчайшим шрифтом на карточке. Выяснилось, что «соц. стр.» означает «социальное страхование». Сегодня утром мне это объяснила одна юная леди, но я ответил, что хоть и уверен в великолепии самой идеи, но предпочел бы подождать, прежде чем подписываться под ней — просто у меня слишком мало денег. «Мед.», «госп.» и «дант.» было нетрудно разгадать, но сейчас я не мог разрешить себе и эту роскошь. А вот что такое «ПЛ-217»? Мелкий шрифт содержал лишь ссылку на дату и страницу в «Об. per.». А что это еще за «деп. обр.» и «ЮНЕСКО»?
И что, черт побери, такое «подоходный налог»?
— Все равно ничего не понимаю. Слишком ново для меня.
— Алек, ты не один такой непонятливый. Но почему ты говоришь, что это ново для тебя? Так было заведено еще до твоего рождения… Во всяком случае, уже при жизни твоего папаши и даже деда.
— Извините. А что такое подоходный налог?
Он так и выпучил глаза.
— А ты уверен, что тебе не надо обратиться в дурдом?
— А что такое дурдом?
Он вздохнул.
— Похоже, мне нужно туда обратиться. Слушай, Алек, забирай все это и ругайся насчет вычетов с властями, а не со мной. Ты говоришь так искренне — наверное, тебя и впрямь вдарило по башке во время масатланского землетрясения. А мне пора домой, да и лекарство принять невредно. Так что, пожалуйста, забирай.
— Ладно. Подумаю. Только не знаю никого, кто бы заплатил мне по чеку.
— Нет проблем. Распишись на обороте, и я выплачу тебе наличные. Но корешок оставь себе, потому что федеральная налоговая служба потребует все корешки чеков и проверит все вычеты, прежде чем позволит оплатить тебе сверхурочные.
Этого я тоже не понял, но корешок спрятал.
Невзирая на шок, который я получил, узнав, что почти половина моего заработка испарилась еще до того, как мне его выдали, наше положение с каждым днем улучшалось. Вдвоем с Маргретой мы имели более четырехсот долларов в неделю, которых хватало не только на хлеб насущный, но и на покупку одежды и других столь же необходимых вещей. Теоретически, Маргрета получала столько же, сколько повариха, которую она заменила, то есть двадцать два доллара в час при двадцатичетырехчасовой рабочей неделе, или пятьсот двадцать восемь долларов в неделю.
Фактически же, с нее удерживали столько же, сколько с меня, благодаря чему чистыми она получала лишь двести девяносто долларов в неделю. Но это тоже в теории, так как пятьдесят четыре доллара вычитали за жилье. «По-божески», — подумал я, когда узнал, каковы тут цены на квартиры. Нет, это было более чем приемлемо. Затем, с нас брали сто пять долларов в неделю за еду. Брат Маккау сначала назначил сто сорок долларов и даже предлагал показать бухгалтерские книги в доказательство того, что миссис Оуэнс (постоянная кухарка) платила именно столько, то есть десять долларов в день, а потому нам вдвоем следует вносить сто сорок долларов.
Я согласился, что это справедливо (поскольку видел цены в меню «Гриль Рона»), но лишь в теории. На практике же, я собирался обедать там, где работал. В общем, мы сошлись на десяти долларах в день для Маргреты и половине этой суммы для меня.
Итак, из пятисот двадцати восьми долларов в неделю Маргрете оставался сто тридцать один.
Хорошо еще, что она получала деньги регулярно, ведь подобно многим другим церквам Армия спасения не только перебивалась с хлеба на воду, но иногда и хлеба-то не хватало.
И все-таки нам было неплохо и с каждой неделей становилось все лучше. Уже в конце первой недели мы купили Маргрете новые туфли — высшего сорта и очень красивые — всего за двести семьдесят девять долларов девяносто центов на распродаже у Дж. К. Пенни, раньше стоившие триста пятьдесят долларов.
Конечно, она подняла шум из-за того, что новую обувь покупают первой ей, а не мне. Но я сказал, что на мои ботинки уже скоплено более ста долларов, и спросил, не согласится ли она припрятать их до следующей недели так, чтоб у меня не возник соблазн пустить деньги на ветер. Она серьезно обдумала мое предложение и согласилась.
Итак, в следующий понедельник мы купили башмаки мне, но еще дешевле, так как то были башмаки из армейских запасов, хорошие, крепкие, удобные, которые наверняка переживут любую обувь, купленную в обычном обувном магазине. (О выходных ботинках буду думать после того, как мы решим остальные проблемы. Чтобы выработать правильную шкалу ценностей, нет ничего лучше, чем побыть некоторое время нищим и босым.) Потом мы отправились в магазин Гудвилла, где приобрели платье и летний костюм для Маргреты и хлопчатобумажные штаны для меня.
Маргрета хотела купить мне еще что-нибудь из одежды — у нас оставалось еще долларов шестьдесят, — но я запретил.
— Ну почему нет, Алек? Тебе нужна одежда ничуть не меньше, чем мне, а мы взяли да истратили почти все заработанные тобой деньги на меня. Это несправедливо.
— Мы истратили их на то, что было нужно в первую очередь, — ответил я. — На следующей неделе, если миссис Оуэнс вовремя вернется на свое место, ты окажешься без работы, и нам придется переезжать. Да и вообще, скоро мы уедем отсюда навсегда. Так что давай отложим то, что осталось, на автобус.
— А куда мы поедем, дорогой?
— В Канзас. Этот мир одинаково чужд нам обоим. Правда, в каком-то смысле он все же знаком — тот же язык, та же география и отчасти та же история. Здесь я всего лишь мойщик посуды, который получает слишком мало, а потому не в состоянии обеспечить всем необходимым свою жену. У меня предчувствие, что Канзас — этот Канзас — все же похож на Канзас, в котором я родился, и что там мне будет легче устроиться.
— За тобой — хоть на край света, любимый.
* * *Миссия находилась в миле от «Гриля Рона». Вместо того чтобы в обеденный перерыв, с четырех до шести, уходить домой, я обычно проводил свободное время в местном отделении общественной библиотеки, стремясь поскорее адаптироваться к новым условиям. Библиотека и газеты, которые посетители иногда оставляли на столиках ресторана, были главными источниками моего переобучения.
