Спейсер Кацай - Тарназариум Архимеда

— Ну откуда, откуда, я знаю?! Все переговоры фиксируются приборами.

— А мобильные телефоны?..

— Я пока такого не имею. Дороговато для меня.

Полковник взглянул на часы и, скривившись, потер рукой затекшую шею.

— Ладно, Руслана Андреевна. На сегодня хватит. Подпишитесь вот здесь и здесь. Из города советую не уезжать.

— Да мне в рейс через два дня!

— С вашим начальством мы все согласуем.

Из здания, опостылевшего ей за несколько часов, Руслана вышла с чувством тошнотворной смеси усталости, возмущения и растерянности. Прислушалась к себе и сообразила, что кроме эмоциональной составляющей ее состояние имеет и приземлено физическую. Просто ей очень хотелось есть. Последний раз она выпила чашечку кофе еще в аэропорту.

Небольшое кафе на Светланской было довольно уютным, прохладным после уличной жары и, поскольку находилось почти в центре города, имело несколько оживленное движение. Люди входили и уходили. Небольшая компания студенческого вида тихо веселилась на двух сдвинутых столиках. За стойкой бара чернявый бармен восточного вида лихо разливал пиво в высокие фирменные бокалы. Пиво Руслана не любила и потому, заказав отбивную с винегретом, усугубила ее бокалом терпкого хереса. Подумала и заказала еще пирожного с обязательной чашечкой кофе.

Помешивая ложечкой ароматную, дымящуюся жидкость, пузырящуюся кремовой пеной, Руслана с грустью размышляла о том, что земные, даже самые великие, страсти являются безжалостными убийцами чего-то более высокого. В полном смысле неземного. Детского удивления, например. Того удивления, с которым они вместе с Мамедом, а потом с командиром и бортинженером, рассматривали зеленое яйцеобразное тело, подсвеченное каким-то непонятным сиянием и легко мчащееся рядом с бортом их самолета.

На традиционную летающую тарелку оно похоже не было. Но, черт возьми, что мы вообще знаем про НЛО? А тогда вместе с удивлением каждый нерв пульсировал какой-то непонятной тревогой и голос командира наполнялся беспокойной хрипотцой, когда он сообщал диспетчеру про их летающего, вопреки всем физическим законам, соседа. И даже у Мамеда слегка тряслись руки во время его попытки, как можно быстрее, вытащить фотоаппарат из своей огромной кожаной сумки.

Стоп!.. Маленькая чашечка кофе замерла на весу, так и не донесенная до накрашенных губ. Руслана тогда стояла в полный рост возле кресла, на котором, сгорбившись, сидел Мамед, роясь во внутренностях своего багажа. Ей, Руслане, они, внутренности, были очень хорошо видны. И не было в них больших целлофановых пакетов с белым порошком, небрежно брошенных на самый верх скомканной одежды и так же небрежно выуженных оттуда, затянутым в черное, спецназовцем. Подбросили!.. Подбросили, гады! Но… Но, зачем? Куда сообщить об этом? Кому?..

Поставив чашку на стол, Руслана потянулась к своей сумочке, положенной на соседнем стуле и…. И почувствовала, что ее щеки обожгло нестерпимым жаром. Сумочки не было!.. Взгляд Русланы растерянно заметался по помещению, сразу же ставшим донельзя тесным, натыкаясь на фигуры, еще несколько минут назад безразличных ей, людей. Одна из них, замершая возле стойки бара, показалась девушке чем-то неуловимо знакомой. Видимо почувствовав ее взгляд, человек обернулся, всмотрелся в лицо Русланы и, вдруг широко улыбнувшись, поднял высокий пивной бокал в приветственном жесте.

Руслана вспыхнула еще больше, резко отвернулась и до побеления пальцев сжала краешек столешницы. Вот черт!.. И этот тут. Вот повеселится, когда ее из кафе выставлять будут: проела-то она не очень большую сумму, но все деньги остались в украденной сумочке. Барбикен почувствовала, как ее губы начинают трястись. Мелко-мелко. А широкая улыбка Олеженьки Тресилова, расслабленным шагом бывалого донжуана приближающегося к ее столику, начала линять по мере того, как он все пристальней и пристальней вглядывался в лицо Русланы.

— У вас что-то случилось? — спросил, присаживаясь напротив. — Если это связано с заведением, которое вы недавно посетили, то я мог бы вам помочь.

Руслана отрицательно завертела головой, едва сдерживая, переполняющие глаза, слезы.

— Не… — выдохнула она. — Нет. Не поможете. Сумочку у меня украли.

— Та-а-ак, — протянул, окончательно посерьезнев, младший Тресилов. — И что там было?

— Мелочь всякая. Документы. Ключи. Денег немного.

— Сколько?

— Долларов пятьдесят.

— Вы что же, больше доверяете иностранной валюте? — спросил Тресилов и сам себе ответил: — Впрочем, после недавних событий это совершенно логично.

И побарабанил пальцами по столу.

— Вот что, уважаемая… Извините, вас как зовут?

— Руслана.

— Красивое имя. Меня — Олег. Так вот, уважаемая Руслана, вы посидите здесь несколько минут и никуда не уходите. Хорошо?

Барбикен молча мотнула головой. А что ей еще оставалось делать?

Тресилов подошел к стойке бара и о чем-то зашушукался с хитроглазым барменом. Запотевший бокал с недопитым пивом стоял на столе у Русланы. Уверенно так стоял. Пена в нем уже почти осела.

Через несколько минут Олег снова умостился напротив девушки.

— У вас как со временем? — спросил он. — Подождать немного сможем? Я думаю, что минут через сорок ваша пропажа найдется.

— О, — выдохнула Руслана, делая круглые глаза и шмыгая носом, — у вас, оказывается, связи не только в ФСБ, но и среди местного ворья.

Однако это ироничное замечание Олега не смутило. Наоборот, он снова широко улыбнулся — улыбка у него была хорошая — и сделал большой глоток янтарного напитка.

— А у нас, у славян, это стиль жизни такой. Мы все воруем понемногу, то что-нибудь, то где-нибудь. Чувствуете, как звучит? Почти по-пушкински. Я думаю, что во все века это было своеобразной формой протеста против условий нашего существования. А Владивосток, вообще, город криминальный. Вот даже в гостиницах постояльцев просят сдавать все ценные вещи администрации на время длительного отсутствия.

— Ага, — буркнула Руслана, глядя в сторону, — гангстерский такой город. Американский.

— А что? — сам себя спросил Олег, обеими ладонями ворочая бокал. — Один из интересных персонажей нашей истории, Хрущев Никита Сергеевич, еще году в шестидесятом дал установку на то, чтобы сделать Владивосток советским Сан-Франциско. Не знаю, как отразилось это на условиях градостроительства, но, что касается населения, то такой установки вообще делать не нужно было. Поскольку люди здесь интересные. Нет жлобства материковой России. Все подвижны, независимы. Потому что коренного населения маловато, а основная часть его это те, кто готов моментально сняться с насиженного места и кулаками выбивать свое новое место в жизни. В общем, нужно заметить, народ действительно американизированный. В смысле духа, а не национальности.