Ричард Морган - Видоизмененный углерод

Во время последнего из этих тщетных выпадов я выбросил кулак слишком далеко, и Кадмин, перехватив моё запястье, резко дернул меня вперед. Безукоризненно выполненный боковой удар ногой попал в ребра, и я услышал, как они хрустнули. Продолжая тянуть за руку, Кадмин заплел мой локоть, и в застывших кадрах ускоренного нейрохимией зрения я увидел удар, направленный в сустав. Я знал, какой звук издаст ломающийся сустав, знал, какой крик вырвется у меня из горла, прежде чем нейрохимия успеет обуздать боль. Понимая, что мне не высвободить руку из цепкой хватки, я упал на пол. Запястье, мокрое от пота, выскользнуло из рук Кадмина, и локоть оказался свободным. Кадмин нанес вдогонку страшный удар, но моя рука осталась целой, и я уже все равно находился на пути к полу.

Я упал на сломанные ребра, и перед глазами все разлетелось дождем осколков. Я судорожно вздрогнул, пытаясь совладать с желанием свернуться в комок, и в нескольких тысячах метров над собой увидел лицо Кадмина.

— Вставай, — произнес он где-то вдали голосом, напоминающим треск рвущегося картона. — Мы ещё не закончили.

Чуть приподнявшись, я выбросил ногу, целясь ему в пах. Удар не получился; вся его энергия ушла в мягкие ткани бедра Кадмина. Кадмин почти небрежно ткнул меня кулаком, и силовой кастет взорвался прямо на лице. Я успел увидеть вспыхнувший пестрый фейерверк, и тотчас же перед глазами все погасло. В голове нарастал рев толпы, в котором я различил манящий голос водоворота. Все вокруг крутилось и мелькало, приближаясь и удаляясь, словно в затяжном прыжке. Нейрохимия билась из последних сил, пытаясь привести меня в чувство. Лучи прожекторов опустились вниз и тотчас же взлетели вверх к потолку, будто озабоченные желанием увидеть характер нанесенных мне травм. Только их любопытство оказалось очень поверхностным и было быстро утолено. Сознание вращалось вокруг головы по вытянутой эллиптической орбите. Внезапно я снова очутился на Шарии, в башне подбитого танка-паука, вместе с Джимми де Сото.

— Земля? — Огонь лазеров за броней танка озарял всполохами его ухмыляющееся лицо, почёрневшее от копоти. — Дружище, это настоящая задница. Замерзшее и застывшее общество, мать его. Это все равно что вернуться во времени назад на полтысячелетия. Там абсолютно ничего не происходит, исторические события запрещены.

— Чушь собачья.

Моё недоверчивое восклицание подчеркнул пронзительный визг приближающейся хищной бомбы. Наши взгляды встретились в темноте башни танка. Бомбардировка продолжалась с момента наступления ночи; автоматические системы оружия охотились за всем излучающим тепло и шевелящимся. В короткие мгновения затишья мы услышали, что межпланетный флот под командованием адмирала Курзитора все ещё находится в нескольких световых секундах от планеты и ведет бой с защитниками Шарии за господство на орбите. На рассвете, если сражение к тому времени не закончится, повстанцы, вероятно, высадят наземные войска и попытаются нас выкурить. Перспективы на будущее получались не слишком радужными.

Хорошо хоть действие бетатанатина начинало проходить. Я чувствовал, как температура тела медленно ползет к нормальному значению. Окружающий воздух уже не казался обжигающим супом, и процесс дыхания больше не отнимал всех сил, как это было, когда частота сокращений сердца уменьшилась до одного-двух ударов в минуту.

Самонаводящаяся бомба взорвалась где-то совсем рядом, и ноги танка с грохотом ударились о корпус. Мы оба непроизвольно сверились с показаниями датчиков, регистрирующих значения демаскирующих сигнатур, выделяемых нашими телами.

— Чушь собачья, говоришь? — Джимми осторожно выглянул из дыры с зазубренными краями, которую мы проделали направленным взрывом в башне танка. — Слушай, ты ведь не оттуда. А я с Земли, и я заявляю тебе, что если бы меня поставили перед выбором — жизнь на Земле или хранение, я бы ещё хорошенько подумал. Если тебе предоставится возможность посетить старушку, откажись.

Я заморгал, прогоняя непрошеные картины. Высоко надо мной кинжал-мизерикордия сверкал, словно пробивающийся через листву солнечный свет. Образ Джимми померк, взлетая мимо ножа к потолку.

— Говорил я тебе, приятель, не суйся туда, разве не так? А теперь ты только посмотри на себя. Земля! — Презрительно сплюнув, Джимми исчез, оставив только отголоски своих слов. — Это настоящая задница. Пора переходить к следующему кадру.

Гул толпы, несколько поумерившись, превратился в дружное скандирование. Ярость раскаленной проволокой рассекла туман в голове. Приподнявшись на локте, я сфокусировал взгляд на Кадмине, дожидавшемся меня на противоположной стороне ринга. Увидев, что я очнулся, тот помахал обеими руками, пародируя жест, которым до этого воспользовался я сам. Толпа взревела от восторга.

Переходим к следующему кадру.

Шатаясь, я поднялся на ноги.

Если будешь плохо себя вести, однажды ночью за тобой придет Лоскутный человек.

Этот голос неожиданно прозвучал у меня в сознании. Голос, который я не слышал почти полтора столетия объективного времени. Голос человека, не пачкавшего мои воспоминания с тех пор, как я вышел из отрочества. Голос моего отца, рассказывающий очаровательные сказки на ночь. Подумать только, отец вернулся именно сейчас, когда мне его так не хватает.

— Лоскутный человек придет за тобой.

— Что ж, папа, тут ты ошибся. Лоскутный человек стоит прямо передо мной и ждет. Он не придет за мной. Придется встать и самому пойти за ним. Но все равно, спасибо, папа. Спасибо за все.

Собрав все, что оставалось в теле Райкера на клеточном уровне, я двинулся вперед.

Где-то высоко вверху разлетелось вдребезги стекло. Осколки дождем пролились между мной и Кадминым.

— Кадмин!

Я успел увидеть, как он поднял взгляд, и тут же его тело будто взорвалось изнутри. Голова и руки Кадмина резко дернулись назад, как если бы он наткнулся на стену, теряя равновесие. По всему залу разнеслись отголоски оглушительного выстрела. Передняя часть кимоно Кадмина разлетелась в клочья, и словно по волшебству от горла до талии в его груди раскрылась зияющая дыра. Брызнувшая в стороны кровь повисла алыми каплями на канатах.

Стремительно обернувшись, я посмотрел вверх и увидел Трепп в обрамлении только что уничтоженного окна, не отрывающую глаз от прицела осколочной винтовки, зажатой в руке. Трепп ни на мгновение не прекращала огонь, и из дула винтовки вырывались сливающиеся вспышки выстрелов. Сбитый с толку, я огляделся по сторонам, ища цели, но на ринге не было ничего, кроме изуродованных останков Кадмина. Карнажа нигде не было видно, и в промежутках между выстрелами я услышал, как торжествующий рев толпы сменился завываниями, проникнутыми ужасом. Зрители повскакивали с мест и бросились к выходу. Наконец до меня дошло: Трепп вела огонь по публике.