Ричард Морган - Видоизмененный углерод

Разжав пальцы, Карнаж уронил руку. Дешевый театр. Нож завис в воздухе, сверкая в локальном гравитационном поле, затем медленно поднялся метров на пять над помостом.

— Давайте начнем, — сказал Карнаж, уходя с арены.

После этого наступило волшебное мгновение, своеобразный выдох облегчения, как будто только что была отснята ответственная сцена и всем можно расслабиться. Быть может, даже пустить по кругу фляжку виски и подурачиться вдали от объективов. Обменяться шутками по поводу убогого, примитивного сценария, который приходится воплощать в жизнь.

Мы начали медленно кружить по помосту, по-прежнему разделенные всем пространством ринга, пока ещё ни жестом не намекая на то, что вот-вот должно начаться. Я внимательно следил за движениями Кадмина, пытаясь найти в них хоть какую-нибудь зацепку.

«Биомеханические системы „Господня воля“ моделей, начиная с 3.1 и до 7-й, отличаются простотой, что ни в коем случае нельзя считать недостатком, — предупреждали нас перед высадкой на Шарию. — Разрабатывая эти системы, конструкторы в первую очередь думали о прочности и скорости, и оба этих качества получились доведенными до совершенства. Если у системы „Господня воля“ и есть слабое место, так это только то, что рисунок боевого поведения не имеет возможности случайного выбора отдельных подпрограмм. Следовательно, Мученики десницы Господа сражаются в очень узких тактических рамках».

На Шарии мы имели усовершенствованные боевые биомеханические системы, сделанные по последнему слову техники, даже в минимальной комплектации оснащенные программой случайной выборки ответного действия и цепью обратной связи с промежуточным анализом. В нейрохимии Райкера ничего подобного не было, но, если повезет, мне удастся кое-что симулировать с помощью приемов посланников. Главная задача состояла в том, чтобы оставаться в живых достаточно долго и дать возможность боевым навыкам разобраться с рисунком поведения «Господней воли»… Кадмин нанес удар.

Нас разделяло почти десять метров открытого пространства; за время, потребовавшееся Кадмину, чтобы преодолеть его, я едва успел моргнуть. Он обрушился на меня настоящим ураганом.

Его техника была простой, прямые удары кулаками и ногами. Однако наносились они с такой силой, с такой стремительностью, что я с трудом успевал отбивать их. Ни о каком ответе не могло быть и речи. Первый удар кулаком я отвел направо и, использовав поступательный момент, отступил влево. Кадмин, не раздумывая, переместился вслед за мной и выбросил кулак в сторону моей головы. Я дернулся, уворачиваясь, но все же ощутил, как его кулак скользнул по виску. К счастью, недостаточно сильно, чтобы сработал силовой кастет. Повинуясь инстинкту, я поставил нижний блок, и нога Кадмина, готовая раздробить колено, отлетела от моей руки. Последовавший за этим удар локтем попал мне в лоб, и я отскочил назад, стараясь удержаться на ногах. Кадмин не отставал. Я нанес боковой удар кулаком, но Кадмин, по инерции летевший на меня всей своей массой, отразил его чуть ли не небрежно. А вот его удар в корпус пробил блок и попал в солнечное сплетение. Силовой кастет сдетонировал со шлепком, какой издает кусок мяса, брошенный на раскаленную сковородку.

Казалось, в живот вонзились стальные крюки. Собственно боль от удара осталась далеко позади, на поверхности кожи, а по мышцам живота разлилось тупое онемение. Наложенное на последствия шокового заряда, оно меня подкосило. Пошатнувшись, я отступил назад на три шага и рухнул на татами, извиваясь словно полураздавленное насекомое. До меня смутно донесся одобрительный гул толпы.

С трудом повернув голову, я увидел, что Кадмин отступил назад и смотрит из-под полуопущенных век, подняв кулаки к лицу. Со стальной полосы на его левой руке мне слабо подмигнул тусклый красный огонек: перезаряжался силовой кастет.

Я все понял.

Первый раунд.

В рукопашной схватке всего два правила. Наноси как можно больше ударов, как можно сильнее и стремительнее, чтобы сбить противника с ног. Как только он окажется на земле, убивай его. Если в ход вступают другие правила и соображения, это уже не бой насмерть, а игра. Кадмин мог бы подойти и расправиться со мной, пока я лежал на полу, но это был не настоящий бой. Это показательное избиение, где ради наслаждения публики страдания проигравшего требовалось растянуть как можно дольше.

Толпа.

Встав, я обвел взглядом теряющееся в полумраке море лиц. Нейрохимия выхватила блестящие от слюны зубы во ртах, раскрытых в оглушительных криках. Переборов слабость в нижней части живота, я сплюнул на пол и принял боевую стойку. Кадмин кивнул, как бы мысленно соглашаясь, и снова пошел на меня. Тот же самый стремительный ливень прямых ударов, те же самые сила и скорость, но теперь я был к этому готов. Отразив первые два удара блоками наружу, я вместо того, чтобы пятиться назад, остался стоять на пути Кадмина. Прошла какая-то доля секунды, прежде чем он понял, что я делаю. К этому времени он уже оказался слишком близко. Мы едва не столкнулись грудь грудью. Представив себе, что лицо Кадмина принадлежит каждому из ликующих зрителей, я что есть силы боднул его головой.

Ястребиный нос сломался с громким хрустом. Кадмин пошатнулся, и я, шагнув вперед, ударил ногой в колено. Ребро ладони правой руки мелькнуло дугой, целясь в шею или горло, но Кадмин успел повалиться на пол. Перекатившись набок, он сбил меня с ног. Я упал, а он, приподнявшись на четвереньки рядом, заколотил кулаками по моей спине. Содрогнувшись от заряда силовых кастетов, я уронил голову на татами, ощущая во рту привкус крови.

Я перекатился на живот и увидел, что Кадмин, пятясь назад, вытирает кровь из разбитого носа. С любопытством посмотрев на вымазанную красными пятнами ладонь, он взглянул на меня и недоуменно тряхнул головой. Слабо усмехнувшись, я, используя прилив адреналина, вызванный видом крови Кадмина, вскинул руки, приглашая продолжить бой.

— Иди сюда, козел, — проскрежетал я разбитыми губами. — Попробуй возьми меня.

Кадмин рванулся вперед ещё до того, как последние слова успели слететь с моих уст. На этот раз я даже не смог к нему прикоснуться. Все, что произошло, выходило за рамки осознанного боя. Нейрохимия сражалась отчаянно, выставляя блоки, не позволявшие сработать силовым кастетам, что дало мне передышку и позволило нанести пару сгенерированных случайным образом ударов, которые, как подсказал инстинкт посланника, могли бы пробить тактический рисунок Кадмина. Но он отмахнулся от моих кулаков, как от назойливых насекомых.

Во время последнего из этих тщетных выпадов я выбросил кулак слишком далеко, и Кадмин, перехватив моё запястье, резко дернул меня вперед. Безукоризненно выполненный боковой удар ногой попал в ребра, и я услышал, как они хрустнули. Продолжая тянуть за руку, Кадмин заплел мой локоть, и в застывших кадрах ускоренного нейрохимией зрения я увидел удар, направленный в сустав. Я знал, какой звук издаст ломающийся сустав, знал, какой крик вырвется у меня из горла, прежде чем нейрохимия успеет обуздать боль. Понимая, что мне не высвободить руку из цепкой хватки, я упал на пол. Запястье, мокрое от пота, выскользнуло из рук Кадмина, и локоть оказался свободным. Кадмин нанес вдогонку страшный удар, но моя рука осталась целой, и я уже все равно находился на пути к полу.