Александр Казанцев - Возвращение в грядущее (Фантастические романы с иллюстрациями)

И Лореллея указала на украшавшую ее грудь брошь, в которой переливным огнем сверкал огромный бриллиант неповторимой красоты. Прежде драгоценность была скромно скрыта в складках одежды.

При виде бесценного камня глаза у страстного любителя таких вещей И Скалия загорелись.

— Что это? Откуда такое великолепие? Где приобретено?

— Я сделала это сама из обыкновенного угля.

— Стоит ли гордиться колдовством? — мрачно заметил папий.

— Это не колдовство, а доказательство переданных мне одним из наших гостей знаний. На их чужезвездной родине они так высоки, что люди там умеют превращать одни вещества в другие.

— Греховно адхимией занимаются? — зловеще произнес папий.

— Вовсе нет. Алмаз и уголь не разные вещества, а лишь различные их состояния, например, как лед и вода.

— Однако я дорого бы дал за такую льдинку, — сказал Великопастырь, не сумевший смирить все до одной свои человеческие страсти.

— Возьмите себе, ваша всесвятость, я сама вырастила этот кристалл при особых, подсказанных мне условиях, сама и огранила его, придав ему такое великолепие, как вы отметили.

И Скалий задумался.

— Хорошо, — наконец вымолвил он. — Я возьму камень для украшения Святиканского храма. Так чему же еще научили прилежную ученицу гости Горного замка?

— Увы, я тщетно пыталась узнать, как превращать одно вещество в другое. Поняла только, что пришельцы держат это в тайне, ибо такое превращение сопряжено с освобождением невероятной силы, сопоставимой с самой стихией или с тем, что произошло когда-то у нас с Годдоном и Саморрой.

И Скалий насторожился.

— Вот как? Не потому ли новые профессора в Карбонне и на востоке ратуют за отказ от всякого оружия и прекращение войн?

— Они говорили и мне об этом, — заметил О Джугий.

— Глупость! — изрек Великопастырь. — Войны могут быть прекращены не отказом от оружия, а угрозой страшной карающей силы и превращением всех стран в один общий монастырь без государственных границ, с крутым и суровым монастырским уставом, равняющим между собой всех, обязанных трудиться, не зная вечных пут супружества и забот о новорожденных, воспитание которых в труде и смирении станет делом монастыря.

Впервые высказал вслух затаенные свои мысли И Скалий, глядя, какое впечатление они оставят на присутствующих.

Кашоний весь сжался в алый комочек, усмотрев в сказанном доказательство своих дерзких догадок о душевной болезни папия. Только безумцу могла прийти в голову такая мысль, но он восхищенно воскликнул:

— Немногим на Землии приходилось слышать мудрость Всевышнего, произнесенную Им самим. О Джугий удивленно взглянул на Кашония. Лореллея сидела опустив глаза.

— Так что ваш новорожденный сынок, наша прекрасная дама, попал бы в надежные руки и не высказывал бы в зрелости еретические мысли о некоем Всеобщем Законе Развития Вселенной.

О Джугий выпрямился, чувствуя, что неспроста папий вспомнил о Законе Всеобщего развития, заменявшем, по мысли О Джугия, Всевышнего.

Лореллея поднялась и присела в глубоком реверансе перед Великопапием, коснувшись губами его разукрашенных перстнями пальцев и вручив ему при этом свой бриллиант. Гордо ступая, направилась из зала.

— Отец церкви проводит вас, прекрасная дама, — сказал ей вслед папий, — тем более что получил в пути должное назидание, — и он многозначительно взглянул на Кашония.

Тот с угодливой поспешностью вскочил и засеменил вслед за шуршащим по полу шлейфом уходящей красавицы.

— А мы побеседуем об окончании некоторых войн, — обратился к О Джугию И Скалий.

— Что я должен сделать? — напрямик обратился к нему Горный рыцарь.

— Отправиться в лагерь вероотступника Мартия Лютого и предложить ему стать настоятелем первого общинного монастыря, который мы учредим здесь, в Горном замке, с уставом, распространяющимся на всю округу. И твои люди здесь, надев монастырские одеяния, будут все равно трудиться, наряду с былым своим рыцарем, иноком Джугием. Путы вечного брака, ныне так тяготящие тебя, будут упразднены, и все дети станут воспитываться в труде и послушании опытными людьми под руководством отца Кашония.

О Джугий опустил голову, его бородатое лицо помрачнело.

— Прежде чем ты примешь это посольское поручение, — продолжал И Скалий, — надлежит тебе, О Джугий, пригласить сюда всех своих былых гостей, которых по твоей просьбе я устроил профессорами в разные университеты. Мы узнали, что они хранят крайне важные для церкви тайны, которые им придется открыть Мне, когда Я для свидания с ними прибуду к тебе еще раз. Имей в виду, что с такими людьми, как Мартий Лютый, впрочем, в равной степени и тритцанский король Керний и его сынок лорк Стемли, герцог Ноэльский и даже новоявленный король Кардий VII, да и со всеми, власть заимевшими, разговаривать надлежит, имея в руках силу стихийную, о которой обмолвилась твоя жена. Годдом и Саморра! Священные предания! Мартий должен понять, что мы обретем вновь стихийную силу, что обрушена была на греховные города древности. И пригрозить такой силой Мартию Лютому придется тебе.

Братья остались одни в рыцарском зале, слуги исчезли следом за Кашонием, все произнесенное сейчас Великопапием было не для их ушей.

Но еще менее предназначались для них резкие слова О Джугия.

— Прости меня, И Скалий, Великопастырь всех времен и народов, который для меня остался И Джугием, братом моим, — при этих словах великан поднялся, смотря на папия как бы с высоты. — Не приму я твоего поручения, ибо не стану никому лгать и грозить, пусть даже вероотступнику, стихийной силой, которой у тебя нет в руках. И гостей своих былых для выуживания у них тайны стихийной силы, вырывающейся при превращении веществ, к себе в замок я не приглашу.

И Скалий зловеще усмехнулся.

— Для этих гостей твоего приглашения не требуется. Я еще из Святикана разослал гонцов, призывая профессоров в Горный замок, хотя мог бы передать их слугам СС увещевания. А по поводу неприятия моего поручения у тебя после моего немедленного отъезда будет время подумать и посоветоваться с Кашонием.

— Ты уезжаешь в гневе? А Кашоний останется здесь? Зачем?

— Чтобы заменить Меня, скажем, в беседе о твоем Законе Всеобщего Развития и о выполнении Моего поручения.

С этими словами, сдерживая рвущийся наружу гнев, Великопастырь всех времен и народов вышел из зала, приказав снова заложить лошадей и ехать в Святикан.

На этот раз в карету запрягли свежих вороных коней, которые мастью своей подчеркивали зловещие черные одеяния слуг увещевания, часть которых сопровождала папия в обратном пути, а часть осталась в замке с Кашонием.