Сергей Калашников - Странный мир

Перед его взором протекает отлично организованная жизнь. В радиоклассе на плакатах, которыми увешаны стены, нарисовано то, над чем бьются учёные на его родине. Пользуясь тем, что никто не видит, он, руководствуясь инструкциями этих изображений, за полтора часа собрал из имеющихся здесь деталей приёмник, и, поелозив сердечником внутри катушки, услышал в наушнике местный канал новостей. Негромко, но отчётливо.

Вчера Робин вернулся со стрельбища и рассказал фантастические вещи. Вернее, не более фантастические, чем рассказанные ему в военном училище о вооружениях старого мира. Но, дети, есть дети. После этого ребенок весь вечер тренировался плеваться из трубочки по качающемуся на верёвке чурбачку. А перед этим была рогатка. Нет бы, позанимался стрельбой из лука! Этот вид спорта здесь тоже в ходу, но менее популярен.

Интересно, что тут понадобилось этому деду?

— Хай. Май нейм из Слава. Ё сан из бетте скаут вен ю.

— Ду ю спик инглиш?

— Дую, но слабо. Сам вёдз. Инглиш воз вэри попьюла ин олд вёрд.

Подошла Натин.

— Слава плохо говорит по-английски, и почти совсем ничего не понимает.

— Спасибо, — полковнику становится значительно легче. — Спроси его, действительно ли он помнит ту, прошлую Землю.

— И спрашивать не стану. Все знают, что он попал сюда из прошлого, у нас и другие люди есть, которые оттуда. Старые, конечно все. А сейчас он просит объяснить, почему ты, вместо того, чтобы всё разузнавать, ведешь себя так, будто это всё тебя не касается? — на лице девочки ехидная ухмылка.

— Я хотел притвориться, как будто мне ничего не интересно, чтобы вы не догадались об истинном значении моей миссии.

— Далеко едут для того, чтобы узнать про новые места и повстречать других людей. — теперь Натин смотрит на собеседника, как на не сильно умного человека, с сочувствием, что ли? И, кажется, дед не так уж сильно не понимает о чём идёт речь. — А вы приехали очень далеко, значит, хотите узнать очень много.

— Получается, Слава спокойно доживает здесь свой век. А кто о нём заботиться? — разговор о его особе Моуна не интересует. Он здесь действительно, для того чтобы разузнать и разобраться.

— Заботиться о нём никому не нужно. Еда, тепло и чистая одежда тут имеются. А спокойно доживать он не будет. Поедет на факторию, когда Нат решит, наконец, где её основывать. Если бы вы нам правильные карты дали, это было бы проще, а сейчас приходится гадать, толи в фиордах Гренландии, толи на Потомаке, или вообще на реке святого Лаврентия.

— Постой! Ты в курсе планов руководства? Тебе же совсем мало лет!

— Все в курсе. Мы поселимся неподалеку от вас, будем лечить, учить, и станем одним человечеством. Русские всегда так делают.

Вот она опасность. Поглощение! Ассимиляция! Он уже понял по поведению своих людей, как действуют на них здешние реалии. Затягивают. Этот шарм даже на полковника уже начал влиять.

Видимо, что-то изменилось на его лице. Натин примолкла, а дед что-то ей сказал.

— Если торопитесь отправить отчёт домой, то до побережья Лабрадора мы вас подбросим самолётом, — перевела эта стрекотушка. — Дальше не хватит… она затруднилась с переводом

— Фьюэл, — подсказал он машинально. — Вы что, предлагаете мне оставить тут свою семью?

— Хотите, забирайте с собой. Или можете послать пакет со своей бригантиной, с ней уже заканчивают на верфи. Или нашим поисковым группам поручить доставку сообщения вашему начальству, мы уже наладили авиамост через северную Атлантику. Опять же, разведывательные корабли сейчас стянуты в Норвегию, подбросят тебя. — Натин переводит без запинки.

— Я подумаю. А скажите, у вас тут что, совсем нет никаких секретов?

Выслушав перевод вопроса, дед некоторое время молчит. Потом спрашивает сам.

— Такое понятие, как единство нации. Оно ведь должно быть тебе близко?

— Да. Без этого невозможно создать прочное государство.

— Тогда представь себе, что одна часть нации хранит секрет от другой части нации. Эта нация может быть единой? — и старик, и переводчица смотрят на собеседника с интересом.

— Не всем же можно доверить важные государственные тайны! — восклицает полковник.

— Действительно, — ухмыляется Натин, — а вас там очень трудная жизнь. Если нельзя доверять людям… я бы сбежала.

Старик и девочка идут потихоньку о чём-то переговариваясь, а до дипломата вдруг доходит, что случись ему попытаться обидеть кого-то из них даже один на один, в успехе он, сильный мужчина, вовсе не уверен. Здесь посреди густонаселенного посёлка эти двое напоминают крадущегося хищника. Ветхий старик и угловатая девчушка.

Моуну здесь нравится. Нравится, что у жены прекратились приступы мигрени и она регулярно бывает с ним ласкова. Нравится, что не случается больше чувства тяжести в животе. Нравится, что дети по вечерам не пристают к нему с разными глупостями, а выключаются до утра, как только гаснет последний проблеск света за окном. Золото, которым он планировал расплатиться за найм дома и оплату жизни лежит в сундучке нетронутым. Это ему безразлично. Его стране угрожает опасность. Если замыслы хозяев этой земли осуществятся, то привычный ему с детства мир рухнет, превратившись в подобие этого, где будто издеваясь надо всем святым, бумажные ассигнации используются после дефекации в гигиенических целях, а любая женщина имеет право на любого, по её выбору, мужчину.

Как-то неубедительно он опасается. Скорее по привычке, или из чувства ответственности. Его долг — отстаивать территориальную целостность и конституционные права народа штата Нойс. На что же из этого могут покуситься русские? Но губернатор! И сенаторы! Мэры поселений! Другие уважаемые люди! А пастор! Эти безбожники не страшатся гнева господа.

Чёрт! Не получается накрутить себя! Совсем иначе голова работает. Интересно, команда корабля, что стоит в ремонте или расквартированный в лесничестве десяток стрелков тоже уже морально изуродованы, также как и он. Если так, то домой они вернутся только за тем, чтобы привезти сюда свои семьи.

Робин сегодня впервые идёт в школу. Вчера он перебрался из родительского дома в комнатку, в каких обитают все школьники. Считается, что ребятам так сподручней шалить. Четвёртый класс считается уже сложным — химия и физика. Да и история с географией преподаются с подробностями.

Собственно утренний ритуал с началом занятий не меняется. К общему фону добавляются удары школьного колокола, отсчитывающего уроки. Кроме проблем с языком сына дипломата ожидала длинная череда разочарований и огорчений. Он оказался неучем во всём. Даже в счёте, в котором всегда полагал себя мастером, он отставал. На уроке вязки его учили набирать петли и начинать ряд, когда остальные вывязывали пальцы перчатки. Тут же выяснилось, что прясть он не умеет совсем, а поскольку ни выходных, ни времени для самостоятельной работы в этой школе просто нет, ничего не остаётся, как заносить обнаруженные пробелы в образовании в список для работы на каникулах.