Сергей Калашников - Странный мир

— Танец косого бабуина только что вошел в моду, — поясняет Натин, а два паренька под локотки тащат гостя в умывальню.

Рассвет только брезжит, а завтрак идёт во всю. Одна миска на четверых — что-то есть совсем не хочется, тем более овсянку. Девочка и мальчишки трудятся, как заведённые, и недоумённо косятся в сторону новенького. Зачистили, однако, почти до блеска. Вернее, было бы до блеска, но эта каша — такая липучая!

Потом на него накиндывают пончо из волчьей шкуры, обматывают ноги кусками кожи, в руки суют копьё, а самого усаживают на коренастую лошадку. Скакать — это прекрасно. Его спутники на маленьких осликах не отстают. Между перелесками и рощицами, мимо крошечных живописных озёр, которые хочется сравнить с лужами, спиной к показавшему над горизонтом свой краешек солнцу.

Наконец — степь. Похожа на прерию. Вон, даже бизоны в отдалении. Лошадку и осликов отпустили, и те, как ни в чём не бывало, убежали обратно. Парни давай толковать Натин про разные травки, а она переводит Робину. Забавно! Оказывается, это можно есть! Пропущенный завтрак в комбинации с энергичной прогулкой пробуждают аппетит, но не настолько сильный, чтобы вцепиться зубами в испачканные землёй корешки.

Дело за полдень. Есть уже хочется на полном серьёзе, а Натин зачем-то собирает какашки диких коров. Ха, они не пользуются спичками! Кремень, кресало, фитиль. Пламени почти нет, дыма значительно больше. И это, именуемое новым словом «кизяк», даёт ощутимый жар, над которым девочка печёт несколько корешков, и дурную нелетающую птицу, подставившуюся прямо под выстрел из рогатки.

Робин тоже попросил пострелять. Интересно, как она умудрилась попасть из этого? Да не просто в бегущую довольно крупную мишень, а именно в голову. Удар по корпусу эта, как её, дрофа, переживает болезненно и убегает стремительно. Причем, не в направлении охотника, а как раз наоборот, и, следовательно, в пищу совершенно не годится.

А как пахнет! Нет, это всё-таки гуманные люди. Не стали отказывать от стола человеку, который всё утро только и делал, что корчил недовольные мины и отпускал неодобрительные замечания. И эта репа не так уж плоха, хотя с одного края и подрумянилась до черноты.

Что мясо без соли — не беда. Хотя, на его поясе точно такой же мешочек, что и у остальных. Точно, это оно.

Остаток дня сын полковника не рассеивает внимания на попытки выглядеть значительным и иметь «взгляд со стороны» и искренне вникает во все проблемы, что поднимаются в дискуссиях. О том, что даже редкая цепочка отдельно растущих подорожников может привести к месту, куда животные ходят пить. О том, как разыскать в степи источник воды, почему стоит не пожалеть времени на то, чтобы обойти гепарда, почему нельзя есть вот эти ягоды, и как продезинфицировать рану, не имея решительно ничего, кроме вот этих самых растений.

Когда они пришли в посёлок, Робин еле переставляет ноги. Встревоженный взгляд отца он воспринял спокойно и даже кивнул успокаивающе — мол, всё в порядке. Сестричку Мэри привезли спящую на спине гуанако, которую вели, окружив со всех сторон серьёзные такие же, как она карапузы, её сверстники.

Тип каши, которая была на ужин, сын полковника не определил. Да и не определял. Он употреблял её внутрь сосредоточенно и вдохновенно. На следующее утро был танец «уж на сковородке», восхитительная пшённая каша, скачка на север и огромный неиссякаемый мир трав, кустарников, лощин.

— А в вашей школе действительно нескучно, — выразжает свою первую неодносложную мысль сын дипломата.

— Это курс детского садика, — объясняет Натин. — Просто я тут с семи лет, поэтому у меня многое пропущено, вот друзья и помогают подтянуться. А твоя сестрица успела вовремя. Когда выучится — будет знать не меньше, чем настоящие русские.

— Интересно, наверное, в четвёртом классе учат диких коров доить на ходу? — это уже, конечно по-английски. Маловато слов он пока запомнил.

Услышав перевод, парни засмеялись, и ответ снова пришлось переводить.

Полковник в затруднении. С одной стороны он отдаёт себе отчёт в том, что находится действительно в столице. Ему показали диспетчерскую и даже позволили тихонько посидеть там, изредка переводя по его просьбе некоторые фрагменты звучавших там разговоров. Показали карты, на которые нанесены все посёлки, отмечены коммуникации. Объяснили, что сейчас горячая пора — дети следуют в школы — поэтому много хлопот с транспортом. Приходится задерживать или менять маршруты многочисленных речных судов.

С другой стороны ничего судьбоносного в этой столице не происходит. Нат, про которого все в один голос говорят, что он самый главный, часами толкует о чём-то со своей угольно чёрной женой и разными людьми, что заглядывают под навес дома, где они остановились. На решение важных вопросов это непохоже — детвора там роится, малыши рисуют свои каляки. Иногда заглядывает древний дед, что прогуливается целыми днями со своей клюкой по всему городку.

Колоритная, кстати, личность. Его все знают, зовут Славкой. Но он сам больше развлекается с детворой. То расспрашивает, то рассказывает что-то, но всегда не подолгу. Моун знает, что во многих поселениях бывают такие безобидные личности, вроде местной достопримечательности. Безвредные.

Носится детвора, спешат по важным делам взрослые, а он, разведчик в стане… не врага, конечно, скорее возможного конкурента, учит язык и беспрепятственно суёт свой нос во всё. Детишки окунулись в водоворот бытия, супруга пропадает среди женщин, а прислуга… придраться не к чему, всё содержится в порядке, но слуга пропадает в загоне с лошадьми, а служанка не вылезает из прачечной. Там, говорит, всегда весело, есть о чём поболтать.

Заглядывал полковник в эту прачечную. Барабаны с водой и паром, рычаги и вентили. Короб тёртого мыла с мерным ковшиком и сушильный шкаф. Всё само крутится, и нет никого. А вот в гладильне — бабье царство. Горячие барабаны, утюги всех фасонов, бабы и девки, как их здесь называют, тарахтят без умолку, а то песни поют. Пришивают метки, выводят пятна — и всегда сдержанная флегматичная Джейн с озорной улыбкой наглаживает детские трусики в ритме вальса. Незнание языка не мешает ей получать удовольствие от жизни. Хотя, чего тут не знать? Возьми, дай, забери.

Перед его взором протекает отлично организованная жизнь. В радиоклассе на плакатах, которыми увешаны стены, нарисовано то, над чем бьются учёные на его родине. Пользуясь тем, что никто не видит, он, руководствуясь инструкциями этих изображений, за полтора часа собрал из имеющихся здесь деталей приёмник, и, поелозив сердечником внутри катушки, услышал в наушнике местный канал новостей. Негромко, но отчётливо.