Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия

А вот Ормона сегодня вечером отчего-то раздражала Фирэ. Может быть, из-за того, что он был настроен на Учителя, а тот, судя по буре в его душе, сильно с нею не поладил по какой-то причине и на ужине даже отсел подальше. Но та его будто и вовсе не замечала, держась только возле делегации северян.

— Как нынче весна в Тау-Рэе, господин Ко-Этл? — нарушила общее молчание мать Танрэй, и все мгновенно оживились, отодвигая от себя почти не тронутые яства.

— У нас весны прохладные, госпожа Юони, а самое начало проходит незаметно, в точности как на Ариноре… — молодой человек споткнулся, — и, вероятно, у вас на Оритане…

Присутствующие засмеялись, как по приказу. Натянуто, но с некоторым облегчением. Ормона внимательно разглядывала тех, кто не поддерживал общего веселья, а Фирэ подумалось, что узнай северяне весны последних лет Оритана, то вряд ли им хватило бы для описания слова «прохладные».

Ал и Паском о чем-то тихонько переговаривались, Тессетен с усмешкой смотрел то в свою тарелку, то на жену. Юноша не чувствовал единения с большинством этих людей, ему не хотелось находиться здесь. Когда Фирэ задавал себе вопрос, для чего он все-таки пришел, сердце предлагало единственную подсказку: ради Паскома, Танрэй и Сетена. Затея Ормоны стала ему непонятна. Поначалу смешная, теперь ее игра начала обращаться во что-то мрачное и пугающее, и чем больше мешала ей Танрэй, тем страшнее становилось смотреть, как пульсируют зрачки в темных глазах жены Учителя.

— Надеюсь, я не сильно пережарила баклажаны… — невинно заметила хозяйка, будто кому-то было до этого дело.

Фирэ улыбнулся. Про себя. Он заметил, как Танрэй подмигнула мужу и Сетену, и решил немного подыграть им — отказался от блюда, отчего у подсматривавших за ним Ко-Этла и Эт-Алмизара вытянулись лица. Паском и подавно поднялся со своего места, чтобы что-то сказать тримагестру, сидевшему в отдалении, рядом с матерью Танрэй.

Ко-Этл и Ормона с непроницаемым видом принялись орудовать ножичками, а все остальные так и зависли над столом, не зная, как подступиться к пище.

— Не знаю, как вы, — вдруг сказал Тессетен, беря свою тарелку и поднимаясь с места, — а я сюда пожрать пришел, а не в правилах этикета состязаться…

И экономист, отойдя в сторонку, разлегся в траве у ствола старой билвы[27] под ее поникшими колючими ветвями, дабы продолжить свою трапезу при помощи единственной вилки, которой пользовался на протяжении всего вечера. Рядом с ним облизнулся проснувшийся Нат.

— О! И ты хочешь? — Тессетен принялся кормить волка прямо с рук. — Что, бродяга, надели на тебя ошейник? Так, глядишь, и на цепь скоро посадят…

Ал без лишних объяснений присоединился к ним.

— Никогда не умел как следует пользоваться этой дрянью, — вполголоса поделился он с другом, подразумевая бесконечный ассортимент столовых приборов. — Вилка для овощей, вилка для мяса, вилка для рыбы… А потом еще их как-то надо сочетать с ножами. Грамотно. Зимы и вьюги!.. Я однажды посчитал, и вариантов тут…

Сетен лишь качнул косматой головой и ответил громко:

— Ты считать умеешь? Впрочем, я запамятовал: ты же у нас звездочет…

Пугающе-бесстрастным было лицо Ормоны. Тепманорийцы с недоумением косились на двух чудаков-ори, развалившихся прямо на земле возле очень довольного волка.

— Садись с нами, — попросил Ал, ловя жену за руку.

Танрэй со смехом потрясла головой и вернулась к столу.

— Эти двое — как всегда… — пробормотал Солондан своим соседям, управляющему городом Хэйдду и одному из тепманорийцев — кажется, их орэ-мастеру.

— Что — как всегда? — вежливо переспросил его северянин.

— Да… — тримагестр поморщился и вяло махнул рукой. — Мальчишки… Уж до седых волос дожили, а все как дети малые…

Ормона досидела до конца ужина с каменным лицом. Фирэ, настроившийся на мироощущение Тессетена, непрестанно чувствовал, что Учитель напряженно ожидает чего-то от своей жены.

— Благодарю приветливых хозяев, — Ормона поднялась и медленно положила свою салфетку возле тарелки.

Тут же встал со своего места и Ко-Этл: так велел этикет. Ормона продолжала:

— Ал, твоя жена — превосходный повар. Надо отдать ей должное. А потому — позволь мне поцеловать ее в знак особой благодарности.

Ал едва заметно кивнул, а Сетен — заметил Фирэ — привстал, не сводя глаз со своей супруги.

Танрэй следила за приближавшейся к ней Ормоной, явно слегка недоумевая. Та приветливо улыбалась. Если бы Фирэ не знал об их отношениях, то не заподозрил бы ничего.

Ормона стремительно обняла Танрэй, вцепилась, как ястреб в канарейку, и, невзирая на слабое сопротивление, приникла к ее губам поцелуем.

Фирэ понял, что она хочет сделать своей двусмысленной выходкой. Невидимая никому, кроме него, сила обрывала сейчас тончайшие связи между энергиями Танрэй и ее ребенка. Вторжение было быстрым, насильственным и столь незаметным, что жена Ала даже не встрепенулась, не успела защититься. Она почувствует последствия много позже, но тогда уже ничего нельзя будет исправить…

А главное — самому Фирэ при этом стало так плохо, что он, вскочив, едва не потерял сознание. Точно это его ниточки жизни, его, а не этого нерожденного младенца, отсекали змейки, запущенные женой Учителя. И после этого он не на шутку разозлился. Чувство самосохранения взяло верх над симпатией к Ормоне.

Почти одновременно, не сговариваясь, они с Паскомом уничтожили змеек всех до одной. А Ормона в ярости еще сильнее впилась в губы молодой женщины. Танрэй пыталась освободиться от нее, но не могла.

Вся эта сцена длилась лишь несколько мгновений, но окружающие успели замереть в изумлении от непривычности увиденного. Наконец Ормона бросила жертву, осознав тщетность собственных усилий.

Танрэй перевела дух, отерла губы тыльной стороной ладони, а потом вдруг, коротко размахнувшись, с силой хлестнула Ормону по лицу.

— Ритуал, — со смехом объяснила экономистка, поворачиваясь к гостям и прикрывая забинтованной на запястье рукой зардевшуюся щеку. — У нас здесь так принято. Дичаем.

«Сука!» — поймал себя на неожиданно мерзкой мысли Фирэ.

Прежде он никогда не позволил бы себе не то что сказать, но и подумать такое о женщине, однако в ту минуту Ормона перестала быть в его глазах женщиной.

Юноша беспомощно оглянулся на Тессетена и увидел, что тот крепко держит за ошейник волка, вставшего почти на дыбы и хрипевшего. Глаза Ната полыхали, словно уголья. Сколько силы и быстроты реакции нужно, чтобы успеть поймать, да еще и удержать на месте взъярившегося зверя таких размеров!