Дети Морайбе - Паоло Бачигалупи
Она снова позвала его, и он пошел за ней, в двери, под дождь.
Она повела его по мокрым улицам. У него перед глазами мелькали самолеты с вертикальным взлетом, взрывающиеся мониторы и расплывающаяся красная смерть Трехпалого, поэтому Ван уделял повышенное внимание перекресткам и то и дело оглядывался, шагая по старым улицам Чэнду.
Женщина крепко держала его за руку и вела уверенно и целенаправленно, так что, сколько бы ни было на пути извивов и поворотов, они все время приближались к органическому скелету городского ядра. Оно возвышалось над ними и светилось, подавляя своими размерами. Строительные рабочие раскачивались на тросах, как паучки на паутинке, кишели, как муравьи, медленно строящие себе гнездо.
Женщина и Ван Цзюнь уже были под костями сооружения, шли влажными органическими путями растущего создания. Пахло компостом и смертью. Чем дальше они продвигались вглубь архитектурного зверя, тем теплее и сырее становился воздух. Светящиеся чипы в запястьях женщины дали им возможность пройти через барьеры сооружения к лифту – клетке, которая ползла вверх по внутренностям Хуоцзяньчжу, скользя по гладким органическим рельсам. Сквозь прутья клетки Ван Цзюнь видел законченные, светлые и обитаемые уровни, стены, напоминающие полированную сталь, флуоресцентные лампы, горящие в рамах. Видел уровни, где существовала лишь сегментная опорная структура гиганта. Монстр костями наружу, что-то мокрое и скользкое в биологических жидкостях. Кости покрывала твердеющая силиконовая слизь, она натекала слоями и затвердевала, образуя стены. Хуоцзяньчжу рос, а где ему расти, определяли биотехники и строители, направляя этот живой поток в русло тщательно продуманных планов.
Красивая женщина и Ван Цзюнь поднимались все выше.
Этот уровень был почти законченным. Шаги женщины эхом отдавались в коридоре. Она подошла к двери, приложила к ней ладонь, и кожа двери чуть шевельнулась под прикосновением, так что Ван Цзюнь не понял, то ли дверь приплавилась к руке, то ли приласкала ее.
Дверь распахнулась, и Ван Цзюнь увидел роскошь высоты, о которой всегда мечтал.
* * *
Ван Цзюнь проснулся в незнакомой комнате, на кровати такой мягкости, что даже спина болела, и таких пушистых подушках, что страшно было, как бы ему не задохнуться. Слышались голоса.
– Попрошайка. Никто, – говорила женщина.
– Так сотри ему память и выстави.
– Он нам помог.
– Оставь ему в кармане денег.
Голоса стали далекими, и Ван Цзюнь, решивший было встать, снова заснул.
Он погрузился в обволакивающую обивку кресла, такого глубокого, что ноги не касались полированного великолепия настоящего деревянного пола. Ван Цзюнь уже отдохнул и наконец выбрался из чрева опутавших его простыней и подушек. С окружающих белых гладких стен свисали повешенные по фэншую картины, в стенных нишах стояли затейливо разукрашенные вазы китайских династий, давно прошедших и позабытых. С кухней он уже ознакомился, наблюдая за дамой, которая выглядела как китаянка, но не была ею, потому что приготовила для Ван Цзюня гору еды на конфорках, горевших, как солнце, а чай сделала с использованием воды, которая обжигала, выходя из крана. В других комнатах включался свет, когда Ван Цзюнь входил, и выключался, когда он выходил, и всюду были ковры, мягкие просторы светлой ткани, нежащие ступни приятным теплом. Сейчас он сидел в обволакивающем кресле и смотрел темными глазами, как дама и ее собеседник-иностранец ходят перед ним. У них за спиной стоял на полке далай-лама в кубике, маленький и синий.
– Силе?
Ван Цзюнь дернулся на звук ее голоса и почувствовал, как забилось сердце. За окнами висел густой туман Чэнду, блеклый, сырой. Дождь прекратился. Ван Цзюнь выбрался из кресла и подошел выглянуть в окно. Огней города видно не было – туман скрал все. Женщина смотрела на Вана, а ее собеседник сказал:
– Да, не то китайцы, не то европейцы проделали ему в голове кучу дыр. Сейчас они просто досадуют, что его упустили.
– Что делать нам?
– Я жду указаний из посольства. Тибетцы хотят, чтобы мы его уничтожили. Всё скулят, что душа его не возродится, если мы этого не сделаем.
Она засмеялась:
– А почему бы не записать его в новое тело?
– Не кощунствуй.
– Так как они это себе представляют? Фанатики – они такие…
– Неинтерпретируемые, – подсказал он.
– Так что, вся работа насмарку?
– От него бестелесного мало толку. Если записать его в новое тело, тибетцы его не узнают, а на китайцев тоже не надавить, если за ним никто не идет.
Она вздохнула:
– Жаль, что нам пришлось работать с ними. Лучше бы этого не было.
– Без тибетцев мы бы даже не знали, что надо искать мальчишку.
– Ну а сейчас они угрожают, что, если мы его не отдадим, с нас Пали Лама шкуру сдерет или что-то в этом роде.
– Палден Льямо, – поправил мужчина.
– Что?
– Палден Льямо, – повторил он. – Тибетская богиня. Считается покровительницей Тибета и нашего оцифрованного друга. – Он мотнул головой в сторону кубика на полке. – Ее изображают скачущей на муле по морям крови, а вместо попоны под ней содранная кожа ее сына.
– Какая милая у них культура.
– Видела бы ты эти картины! Красные волосы, ожерелье из черепов…
– Не стоит продолжать.
– Можно мне открыть окно? – спросил Ван Цзюнь.
Женщина обернулась к мужчине. Тот пожал плечами.
– Суйбянь, – ответила она.
Ван Цзюнь открыл задвижки и отодвинул широкое окно. В комнату ворвался прохладный ветер. Ван Цзюнь всмотрелся в оранжевое зарево тумана, высунувшись далеко в окно. Погладил губчатый органический экзоскелет здания, упругие соты отверстий. Внизу неясно виднелись силуэты рабочих, ползающих по поверхности гиганта. За спиной его продолжался разговор.
– Так что будем делать?
Он показал на датакуб:
– Мы всегда можем воткнуть его преосвященство в компьютер и спросить совета.
Ван Цзюнь насторожил уши. Ему хотелось снова услышать человека из компьютера.
– Китайцев не может заинтересовать сделка, даже если тело уже не существует?
– Может быть. Они бы стали держать кубик в ящике стола, как безделушку-пылесборник. Если далай-лама не перевоплотится, их вполне это устраивает. Одной головной болью меньше.
– Может, мы все же его сможем на что-нибудь выменять?
– Боюсь, его ценность невелика. Если даже он перевоплотится, что нам с того? Пока это начнет сказываться, еще двадцать лет пройдет. – Он вздохнул. – Торговые переговоры начинаются завтра. Похоже, что операция с треском провалилась. Уже поговаривают о том, чтобы выкинуть нас до начала переговоров. Ну, он хотя бы ЕС не достался.
– Что ж, я буду рада вернуться в Калифорнию.
– Ага.
Ван Цзюнь отвернулся от окна и спросил:
– Вы его убьете?
Они переглянулись. Мужчина
