Леонид Панасенко - Садовники Солнца

Модуль опять тряхнуло. На сей раз довольно ощутимо.

— О-ля-ля! — воскликнул Илья, выглянув в окно.

Плотные тучи нависали, казалось, над самой крышей модуля. А внизу разыгрался настоящий шторм. Там вздымались и перекатывались зелено-бурые глыбы воды, закипала зловещая пена. Модуль теперь болтало непрестанно: из кухни послышался жалобный звон хрусталя и фарфора.

«Мне это, право, ни к чему, — подумал Илья. — Пыл приключений не угас, но стал разумней… Интересно, сможем ли мы выбраться без посторонней помощи? Попробуем…»

Он высветлил потолок и попытался на глаз определить толщину облачного слоя. Однако взгляд тонул в черных глубинах туч, проваливался в фиолетовые бездны; все там клубилось, перемешивалось и уносилось — мгновенно растворялось в зловещей мгле, соединившей небо и океан.

— Попробуем!

Модуль нырнул в густое месиво туч, начал набирать высоту. В доме сразу стало темно и сыро. Крыша-окно заплакала. На обтекателях тоже разбежались водяные космы.

«Холодно, — Илья поднялся с кресла, надел меховую куртку. — И дышать труднее. Ну, ничего. „Потолок“ высоты полета модуля — семь тысяч метров. Лишь бы выбраться из этого котла…»

Запел сигнал вызова, и в объеме изображения появилось лицо незнакомого пожилого мужчины.

— Курт Леманн, — отрекомендовался он. — Служба Контроля Евразии. Вам нужна помощь?

— Спасибо, — ответил Илья. — Думаю, скоро выберусь.

— Мы будем контролировать ваш полет, — сухо сообщил Леманн. — Объявляю вам также предупреждение. Вы превысили допустимые дальность и высоту полета.

Изображение исчезло. А в следующий миг сквозь прозрачный потолок в дом хлынуло солнце. Его было очень много. Казалось, даже подсолнухи на стене потянулись к своему огнеликому брату.

Разбудил Илью голос диктора. «Инфор» сообщал последние новости:

«Земля. Еще один подводный город в районе Канарских островов принял первых поселенцев… Синтез белка, таким образом, достигает на выходе… Издательство „Лот“ выпустило в свет монокристалл полного собрания сочинений Федора Достоевского в переводе на интерлинг… Заканчиваются планировочные и ландшафтные работы на строительстве Музея обитаемых миров… По желанию отдыхающих в Хиве, Паланге и Монтевидео пройдут обильные кратковременные дожди…»

Новости из жизни внеземных поселений Илья слушать не стал. Мир огромен. У него миллионы забот. И одна из них его, Ильи, — помочь человеку. Неотложная, сверхважная забота.

Он вызвал местный информационный центр. Илья знал, что с машиной разговаривать надо медленно и отчетливо, и дважды терпеливо повторил:

— Мне нужны сведения об Анатоле Жданове. Любые. Все, что есть в наличии.

В наличии оказалось немного. Стандартная анкета, отклики школьных учителей, свидетельство о смерти матери, сообщения о выставке, четыре рецензии.

«Вот как, — с горечью подумал Илья, перечитывая скупые строки медицинского заключения, — отца Анатоль не помнит — он погиб на Меркурии, когда мальчику не было и трех лет. А мать… Кровоизлияние в мозг — и ты в мире один. Неважно, что это добрый мир, что он тебя любит и считает родный. Общество — да, коллективное воспитание детей — да, но заблуждался известный фантаст прошлого, считая материнство слепым животным инстинктом и отводя для него в будущем роль духовного рудимента: остров Ява так и не стал заповедником Материнства. Напротив. Нет в новом мире более чистых и возвышенных чувств, более крепких уз, чем те, что связывают человека со своим продолжением. Сейчас это называют „феноменом ребенка“, а один поэт удачно объяснил его диалектику: „Закончилась последняя Охота. Закончилась! Убит последний Страх. Теперь осталась главная забота — играть с детьми. Играть! И мудрости высокой узнать секрет — узнать, как зажигать улыбки на устах“.

Учителя отмечали разносторонность интересов Анатоля. За время учебы он увлекался в разное время химией, кибернетикой, астрономией. Затем неожиданно занялся исследованиями в области биологии и медицины. Объяснялось это просто — начало поисков тайн живого совпадало со смертью матери. Именно в такую форму — попытку борьбы — вылилась реакция подростка на страшную потерю.

„Где-то здесь, — подумал Илья. — Где-то здесь проглядели Анатоля… Увлечение биологией прошло не само по себе: попытка борьбы с законами природы, конечно же, закончилась неудачей. Детский максимализм был посрамлен. Это усугубило чувство потери и… бессилия что-либо изменить. Очень опасное чувство!.. Хорошо, если первое поражение заставило более серьезно, вернее — более реально воспринимать жизнь и ее проблемы… Как жаль… Как жаль, что местный Совет посчитал тогда четырнадцатилетнего подростка достаточно взрослым, чтобы жить одному, вне коллектива. Хотя, конечно, были одноклассники, соседи, возможно, родственники… Надо проверить“.

Илья связался с сектором миграций и перемещений. Машина выдала справку: за интересующие два года Анатоль Жданов никуда не уезжал; у него гостили: дядя Ефим Кириллович Жданов — восемь дней, известный философ Сунил Кханна — два дня.

„Еще две ниточки к познанию Анатоля“, — отметил про себя Илья.

Он наскоро позавтракал и, решив, что пора от поисков ниточек переходить к собственно познанию, отправился в город.

— Уехал ни с кем не попрощавшись, представляешь?!

— К Ирине? — насторожился Илья.

— Нет, брат, она работала в Хусте, а Толь прямо в горах обосновался, в заповеднике Зимы. Места там великолепные — мы и раньше на натуру туда летали, всем братством…

Калий — так странно именовали местные художники своего предводителя задумался на миг, улыбнулся.

— Впрочем, ты прав. Сох он здесь по ней. Прямо с ума сходил. Размечтается порой — моя жена, моя судьба и так далее. А сам на то время два раза с ней всего-то и виделся. Я ему и говорю однажды: „Слушай, Толь, ты знаешь кавказскую мудрость?“ — „Какую?“ — „Прежде, чем приглашать на свадьбу, — говорю, — узнай хоть имя невесты“.

— Ну и как, послушался совета?

— Я же говорю — улетел, даже не попрощался. — Калий глядел на Днепр, где по фарватеру двигался грузовой караван. — С ним что-то случилось? быстро и тревожно поинтересовался он и добавил: — Мы изредка созванивались. Вернее — я звонил. Раньше… Анатоль производил впечатление… занятого человека. Да он и сам говорил — страшно много работы, устаю.

— Вот именно — производил впечатление, — вздохнул Илья и вкратце рассказал Калию все, что знал.

Калий опечалился.

— Этого следовало ожидать, — сказал он. — Не знаю, что у них там произошло с Ириной, но я всегда опасался срыва. Понимаешь, у Анатоля чересчур большие запросы. К другим — ладно. Когда он ругал мои работы и требовал — или гениально, или в корзину — это, конечно, обижало, но и подстегивало. А к себе… Максимализм постоянно подсовывал Анатолю неудачи. Цель он замыслит прекрасную, а примется ее осуществлять — и…