М Валигура - Серебряная тоска

- На Чёо-о-оорной речке, - прошептала Маня,от ужаса округляя глаза и рот.

- Да. На её заснеженном берегу стоял Дантес в шинели навыпуск и ждал меня со своим лепажем - Двое на одного! - возмутилась Маня.

- Таково было его понятие о благородстве, - вздохнул я. - Мы сошлись, и Дантес выстрелил в меня с тринадцати шагов.

- Несчастливое число, - покачала головой Маня.

- Да, мне чертовски не повезло. Пуля попала мне в живот. Страшно захотелось пить. Я умолял дать мне хоть глоток воды из Чёрной речки, но Дантес только смеялся, засунув лепаж за пояс.

- Мерзавец, - твёрдо произнесла Маня.

- Какая вы чистая девушка, - сказал я. - Сколько в вас души. Вам нужно выйти замуж за юношу столь же чистого, незамутнённого сознанием.

- За вас? - подняла длинные ресницы Маня.

- Что вы, я грешен. Коля, комм цу мир, мой ясный перец. Ну, сюда иди, дятел.

Послушный движению моего указательного пальца, Колька подскочил и стал рядом. Из туалета осторожно выполз Серёжка.

- Рассказ о дуэли Матушинского уже закончен? - на всякий случай спросил он.

- Закончен, закончен, - успокоил его Руслан.

- Не мешайте, - сурово оборвал их я. - Здесь происходит таинство соединения двух душ. Маня, сегодня ваш день. Сегодня случай подвернул вам ментально близкого вам человека.

- Это как? - зашептала Маня во все стороны.

- Духовно, - ответил ей Руслан через всю комнату.

- Посмотрите в эти невинные, незамутнённые бременем разума глаза. - Я схватил Кольку за волосы и развернул к Мане. - И ты, дурак, сделай то же самое.

- И чё? - спросил Колька.

- Да разве вы не видите, что вы - Адам и Ева, ещё не вкусившие плода познания!

Так вкусите же его! Да стой ты, дурак, погоди кусаться - это же я фигурально.

- А что такое "фигурально"? - спросил Колька.

Руслан объяснил ему, показав фигу.

- В общем, отдаю вас в руки друг другу. Занавес опускается для первого поцелуя.

А вы там - чур, не подсматривать.

- Но я ... - начала было Маня, однако послушный Колька уже ловко закрыл её говорильник поцелуем.

- Так, а я чё ж? - сердитая, что о ней позабыли, надулась Анька.

- А вам, мадам, сулили мы лучшее, что у нас есть, - нашего Сержа. Судите сами - элегантен, скромен, мил, не без юмора. И столь же воспитан, как и вы.

- Закрой хлебало, Пушкин, - сердито буркнул Серёжка.

- Именно это я и имел в виду, - сказал я, поводя рукой от Серёжки к Ане. - В общем, не теряйтесь.

- А я татарчонка хочу. - Аня показала на Руслана. - Я торчу от татарчат.

- Я наполовину татарин, - поспешно сказал Руслан.

- Мы, увы, должны откланяться. Нас ждёт сеанс у скульптора Вучетича. Мы позируем ему для скульптурной группы "Три грации".

- Но вас же только двое!

- А мы поочереди позируем.

- А третий, всё же, кто?

- Он. - Я показал на Руслана. - Ну, до свидания, девочки.

- Мальчики, может, всё же, останетесь?

- Я им останусь, - ревниво молвил Серёжка. - Можете выпить ещё по чашке шампанского - и чтоб духу вашего тут не было.

- В гробу мы видали ваше шампанское из ча-ше-чек. Адьё.

Мы с Русланом быстро оделись и вышли на лестничную площадку. На площадке Руслан обнял меня, а я его.

* * *

Николай Павлович тоскливо глядел в окно, за которым хронически нездоровая петербургская погода проделывала свои излюбленные шутки с моросящим дождём. Рука императора поигрывала небольшими золотыми часами с репетиром. Император бессмысленно глянул на часы, опустил их в карман, вздохнул и перевёл взгляд на своего собеседника - Александра Христофоровича Бенкендорфа.

- Вот такая погода, милый мой, - сказал он, - для нас, людей с низким кровяным давлением - сущий ад. Меланхолия, дэпрэссия, желание уйти в монастырь или кого-нибудь зарезать. Если я после смерти попаду в ад, это будет несправедливо - как вы полагаете? Ведь я, если разобраться, и так провёл всю жизнь в климатическом аду Петербурга.

- Я полагаю это несправедливым, ваше величество, даже если б вы всю жизнь провели под лазурным небом Италии, наслаждаясь солнцем и запахом апельсиновых деревьев.

- Ответ искушённого придворного, - усмехнулся Николай. - Цитрусовые я, кстати, не переношу. Однако, к делу. Я хотел расспросить вас, Христофор Бонифатьевич...

- Александр Христофорович, ваше величество, - робко, несколько удивлённо поправил Бенкендорф.

- Ах, да знаю, знаю! - Николай досадливо поморщился. - Шучу я так. Это у меня юмор такой - подстать погоде. Не обращайте внимания. Так вот... Ох, Господи, совсем я никудышний хозяин. Не хотите ли с дороги чего-нибудь... эдакого?

- Признаться, с удовольствием, ваше величество. Благодарю.

- Ванька! - закричал Николай. - Принеси Александру Христофоровичу кошку поиграться.

Глаза Бенкендорфа округлились.

- Что? - спросил он.

- И снова шучу, - раздражённо сказал Николай. - В этой несчастной стране никто не понимает царский юмор. И потрудитесь, пожалуйста, мне не "чтокать". По отношению к коронованой особе это совершенно недопустимо. И очень, кстати, не похоже на вас.

- Простите, ваше ве... - Бенкендорф залился краской.

- Ванька! - снова заорал Николай. - Попробуй только, дурак, кошку принести!

Сожрать заставлю! Тащи поставец с коньяком и наливками и рюмки эти... ну, из стекла из рубинового такие... ну сам же, скотина, знаешь - любимые мои.

Ванька, Иван Табачников, увалень лет тридцати с на редкость глупыми глазами и на редкость добродушной улыбкой, почти тут же объявился в дверях с поставцом и рюмками в руках. Не переставая улыбаться, уставился на царя в ожидании дальнейших повелений.

- Принёс, так налей, дурак, - незло заметил Николай. - Вы что, Александр Христофорович, будете: наливку или коньяк?

- Наливку, с вашего позволения.

- А я - коньяк. В такую погоду - самое разлюбезное дело. Отлично расширяет сосуды. Эй, Ванька, стой не уходи, дубина, давай-ка, шутки ради, и себе налей - выпьешь с нами. Ну куда, куда ты, подлец, к коньяку потянулся? Тебя коньяком поить - что свинью кормить мармеладом. Один перевод продукта. Вон, водку пей.

Выпил? Всё, поставь рюмку, кому говорю, скотина! Не смей мне "чтокать". Если мне сегодня ещё кто-нибудь "чтокнет", я ему башку "отчтокаю". Вот ведь народ, Александр Христофорович! Одно на уме, дорваться и нажраться. Думаете, Александр Христофорович, это они наши холопья? Как бы-с не так-с! Это мы им трудами во славу отечества на водку зарабатываем. А ты, подлец, уши тут не развешивай, не для них говорится. Пошёл к ебене-фене!

Ванька влюблённо глянул на императора и ушёл совершенно счастливый.

- Хороший малый, но дурак, - кивнул ему вслед Николай, - за что и люблю. Люблю, знаете ли, Александр Христофорович, дураков. Самая надёжная опора любого государства. А уж у нас-то им цены просто нет. В нашей же матушке Рассее ежели какой умник умствовать начнёт, так не остановится, пока до полного идиотизма не договориться.