Норман Спинрад - Стальная мечта
— Выбирай! — пели Братья. — Человек или Животное? Выбирай! Выбирай!
— Братство состоит из человеческих существ, сделавших выбор, — речитативом тянул Моро. — Братство Боли — это Братство существ, посмевших стать людьми. Братья предпочли давать Боль, брать Наслаждение. Братья убивают — и, значит, они поистине живут. Посвящение — это обряд Великого Выбора.
— Брат или Животное? — пели скрытые капюшонами люди. — Наслаждение или Боль? Жизнь или смерть? Убивать или быть убитым? Выбирай! Выбирай!
Сверкающие глазки Моро встретились с глазами Фрейдена. Этот взгляд властно удерживал Барта, как кобра удерживает крысу.
— Близится минута Великого Выбора, Взыскующий Братства, — проговорил Пророк. — В эту комнату входят Братья и Животные, те, кто сделал выбор, и те, кому предстоит его сделать. Присутствовать на этом обряде — значит уже выбрать. Или, став человеком, войти в Братство — или умереть, как Животное. Только те, кто сможет убить, покидают эту комнату живыми.
Из складок одежд Братья извлекли длинные острые кинжалы.
— Час Великого Выбора настал! — крикнул Моро. — Убей, чтобы не быть убитым! Пришло время решать! Принесите сюда человеческое Животное!
Один из десяти Братьев спрятал кинжал в ножны и бесшумно отступил за тяжелые занавеси. Минуту спустя он появился опять — и его ноша заставила Фрейдена содрогнуться. Кровь, будто лед, застыла в жилах, колени затряслись. «Нет! Нет! Нет!» — кричал рассудок, а руки, словно давя внутренний вопль, сами собой сжались в кулаки, так что ногти впились в кожу.
На руках, осторожно прижимая к черной рясе, Брат держал голенького малыша.
Ребенка передали Моро. Тот положил его лицом вверх на иссеченный деревянный алтарь. Только теперь Фрейден понял, что многочисленные отметины оставили лезвия топоров, а темные пятна — засохшая человеческая кровь.
Моро внимательно разглядывал Барта, изучая его реакцию. Потом поднял с алтаря топор, силой вложил в безвольно повисшую руку Фрейдену и сказал:
— Час Выбора. Не говори ни слова, иначе умрешь. Через смерть Животного ты станешь Братом. Пощадив его, умрешь сам. Это твой Великий Выбор, Взыскующий Братства. Сделай его сейчас… или это сделают за тебя.
С этими словами Моро взял с алтаря меч и приставил острие к кадыку Фрейдена. Братья окружили их: клинки наготове, глаза горят.
Фрейден оцепенело смотрел на нежное личико ребенка, очевидно одурманенного наркотиками. Барт не только не мог вымолвить ни слова, но и двинуть хоть одним мускулом. Топор в руке содрогался, словно живое существо. Барт поднял глаза, увидел застывших в ожидании Братьев, увидел Моро, каждой унцией своего грузного тела готового податься на меч, напряженно ждущего того момента, когда лезвие войдет в горло Фрейдена.
Бессмысленно думать о выборе столь чудовищном. Нет! Уж лучше умереть, отказаться, предоставить другим принять решение…
— Сейчас! — безжалостно потребовал Моро. — Сделай свой выбор или умри! Убивай или умри! Сейчас.
Фрейден зажмурил глаза. И кожей почувствовал, как лезвие чуть двинулось вперед. Плоть подалась металлу, и по шее поползла тонкая струйка крови…
Время остановилось. И только невидимые волны от невыносимого напряжения побежали в прошлое и будущее.
Фрейден, зачинавший бунты и сражавшийся с бунтовщиками, Барт Фрейден, готовый затеять еще один кровавый переворот на новой планете, сам за всю свою жизнь не убил ни одного человека. Никогда не оказывался он в ситуации, подобной этой. Никогда его не принуждали так отчетливо задуматься о собственном бытии. Убивай или будешь убит. Это уже не абстрактная проблема из области философии или моралистики. В руке топор, а к горлу приставлен меч. В сознании отчетливо вспыхнула картина последующих событий: трепещущее тельце, отрубленная головенка и кровь, кровь, кровь…
Он не может! Он не сделает этого!
Видение внезапно сменилось. Барт увидел себя самого, с перерезанным горлом, кровавые куски мяса и хрящей висят по обе стороны зияющей раны. Он ощутил страшную, до костей пронзающую боль, представил ленивую тьму, медленно подступающую со всех сторон. Мозг угасает, мозг задыхается от нехватки кислорода! И вот — Барт Фрейден мертв. Со дна души, из глубин естества — мускулов, сердца, потрохов — страшным спазмом поднялся вопль. Нет! Только не я!
Судорога всколыхнула тело, резанула по нервам. Мышцы сократились, топор взлетел по широкой дуге и опустился на алтарь. Раздался короткий пронзительный крик, глухой звук удара, отвратительный хруст. Барт скорее почувствовал, чем услышал, мгновение слабого сопротивления — и мощная отдача в руке, когда топор, разрубив живую плоть, вошел в деревянную крышку алтаря.
Фрейден обмяк; лишь веки оставались судорожно сжатыми. В страшной черной пустоте и безмолвии только единственная тонкая ниточка удержала его над пропастью безумия. Ниточка, что, затвердев и натянувшись, превратилась в стальной трос принятого решения.
Они умрут! Все до одного. Братство, заставившее его свершить над собой такую гнусность, должно исчезнуть. Когда победит революция, ни от Моро, ни от упырей-Братьев не останется даже горстки праха. Они будут истреблены, как бешеные псы.
«Я убью их всех. Убью… убью… убью…»
Запах паленого и увесистая оплеуха заставили Барта открыть глаза. Моро, одной рукой сжав подбородок Фрейдена, другой запихивал ему в рот кусок поджаренного мяса.
Барт тупо жевал, глядя на Братьев, угрожающе размахивающих клинками, — и чувствуя тот же солоноватый изысканный вкус человеческого мяса, которым бездумно наслаждался меньше чем день назад.
И когда они снимали с него белую мантию и облачали в черную рясу, только холодная ярость и ненависть остановили приступ рвоты. Отныне пути назад нет! Нет места состраданию, слабости или отвращению. Он не сможет жить с таким грузом на сердце. Его будет тошнить от самого себя, пока Братство Боли не превратится в безымянные останки в безвестной могиле. «Я убью вас всех! — поклялся Барт. — Уничтожу так тщательно, что ни одна живая душа не будет помнить ваших имен! Или того, что произошло в этом мрачном месте…»
— Добро пожаловать, Брат, — пели люди в капюшонах. — Добро пожаловать в Братство Боли!
Глава 4
«Брат или Животное? Наслаждение или Боль? Жизнь или смерть? Убивать или быть убитым? Выбирай! Выбирай!» Странные слова наполнили пилотскую рубку звездолета. Они сочились внутрь — отдаленные, но громкие, отчетливые, с каким-то металлическим призвуком. Вильям Вандерлинг сидел в штурманском кресле. На лице застыло озадаченное выражение, взгляд блуждал. Генерал весь обратился в слух, зачарованный тем, что происходило на планете далеко внизу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});