Алексей Щербаков - Интервенция

— Как-то мне ее жалко. У нее вон — наш флаг, южан. Я так сразу вспомнил родной Техас…

— Да, и мне жалко. Наши контрразведчики, они от безделья озверели, навалятся, так уж потом ничего не останется.

— Вот и я говорю. Что с нее взять?

Джекоб остановил машину. Солдат все понял, поднял за шиворот курки девицу и поставил на землю и слегка подтолкнул. Та не заставила себя упрашивать — метнулась в какую-то подворотню — и растворилась.

— Пожрать надо было ей что-нибудь дать… — Запоздало спохватился солдат.

— Почему-то мне кажется — такая не пропадет.

— Тоже верно… Меня Тони зовут.

— А меня Джекоб.

Этот эпизод как-то сблизил случайных спутников — и Тони полез в карман и вытащил плоскую флягу.

— Хлебнешь?

— А почему бы и нет?

Как это всегда бывает, после глотка потек разговор.

— Зря я в эту фигню ввязался, в смысле, что в армию пошел, — говорил Тони. Не нравится мне дурь, которую янки затеяли. [6]

— Почему?

— Понимаешь, непростая эта земля. Что-то тут есть такое… Не стоило сюда соваться. Я из ковбоев, такие вещи чувствую.

— И что ты чувствуешь?

— Опасность. Вот, вроде, все мирно, все хорошо. А ведь не отпускает. Один раз со мной в Техасе такое было. Сидел в салуне, мирно выпивал. И тут навалилось… Ощущение, что надо, вроде, как надо сваливать. Я вышел, да и поехал домой. И ведь что ты думаешь? Вечером смотрю телевизор, по местному каналу и сообщают — через полчаса, — торнадо. Откуда он взялся — черт его знает. Все эти парни, кто их изучает, только руками развели. Впрочем, они всегда руками разводят. И за что им бабки платят? Ну, так вот. Этот самый торнадо аккурат салун и накрыл.

— И что?

— Пять трупов, вот что! И все в том углу сидели, где я был. Вот и думай теперь. И здесь мне что-то не по себе. Нет, не кончится все это добром, точно я тебе говорю — не кончится.

До самого вечера Джекоб утрясал с пресс-службой то, как подать случившееся, а потом строчил материалы. Про погибших сперва решили умолчать. Но потом, все же, сократив число жертв до пяти человек — довести до сведения. Как про убитых в бою с бандитами. А про погибшую под развалинами шпану было решено упоминать как про ликвидированную немногочисленную банду экстремистов. Одну из немногих. Что было, в общем, мудро. Публика не верит, когда идет все слишком уж гладко. Начинает подозревать, что ей врут. Так что какой-то оживяж надо время от времени подкидывать.

Было уже поздно, когда он спустился в бар пресс-клуба, оборудованный в одном из бывших буфетов. Он ждал, что на него накинутся с расспросами — но вместо этого ощутил какое-то неприятие. На него старались не смотреть, а если он сам заговаривал, отвечали нехотя и спешили прервать разговор. В общем-то, это понятно. Другим журналистам ничего не сообщили, а тех, кто узнал сам — не подпустили к месту происшествия на пушечный выстрел. Они-то, хоть и были лохами, все же понимали, что их водят за нос. Получалось, Джекоб ходит в эдаких любимчиках, которому дозволено то, что нельзя остальным. Особенно злобствовала Речел, она прямо-таки исходила ядом. Еще бы! Мимо нее со свистом пронеслась, если не сенсация, то уж в любом случае ударный репортаж. Короче говоря, все обстояло как обычно, когда кому-то повезло, а другим не обломилось. Но… Джекоб и сам ощущал себя странно. Будто он после сегодняшнего происшествия оказался отгороженным от коллег каким-то тонким стеклом. Наверное, так и должно быть. Видимо, человек, чудом избежавший смерти, некоторое время смотрит на повседневные заботы ближних несколько отстраненно. Если не из вечности, то с некоторого расстояния. Ну, в самом деле, кого волнует вопрос, который занимала умы акул пера: какой политической ориентации были люди из того дома. Сейчас они спешно перетряхивали Интернет, пытаясь найти хоть что-нибудь о Национал-большевисткой партии и русских анархистах, пытались вычленить что-либо разумное из того бреда, который они там обнаружили. И уж как-то совсем неприятно стало, когда журналисты, получив список погибших, принялись пытаться дозвониться их родным. Впервые в жизни Джекобу пришла мысль, что его профессия — довольно-таки паскудное дело. Журналист представил, какие некрологи вышли бы о нем в завтрашних газетах, и ему стало совсем неприятно. Прихватив бутылку виски, он отправился к себе в комнату.

Его комната была раньше кабинетом, в котором сидел некий не слишком крупный начальник — со стенами, обшитыми деревянными панелями и большим рабочим столом. Странно смотрелся в этом кабинете большой кожаный диван непонятного назначения. Впрочем, понятного. Видимо, у русских еще не было закона о сексуальных домогательствах на работе — и начальник валялся тут со своей секретаршей. Ко всем эти остаткам роскоши Джекоб добавил еще и армейскую койку, свой рюкзак, камеру и ноутбук.

…Увидев, что в кабинете, горит свет, журналист подумал, что просто забыл его вырубить, но войдя он увидел зрелище, от которого застыл на пороге с разинутым ртом. На стуле сидела, как у себя дома, та самая девица — и с интересом изучала содержание его ноутбука. Ее куртка была брошена на пол, под ней оказалась драная майка с символикой какой-то «металлической» группы — из тех придурков, что балуются сатанизмом. Ничего себе так! А Джекоб, вместо того, чтобы задать ряд вопросов: как она сюда попала, минуя все посты, и, что самое главное — как эта драная кошка из молодежной банды, взломала пароль, который, как уверяли представители фирмы-продавца, абсолютно хакероустройчив… Так вот, он вместо всех этих закономерных вопросов, сказал самое глупое, что только можно:

— Жрать хочешь?

Та кивнула — Джекоб полез в рюкзак и извлек оттуда какие-то консервы. А заодно, поколебавшись, но все-таки достал и разлил по стаканам виски. Пила девица по-русски, даром что была маленького роста и юного возраста. Спокойно влила в себя стакан. Ела она тоже будь здоров — стремительно, не отвлекаясь и не останавливаясь — как хищный зверь. То ли у них там в этом доме со снабжением было не ахти, то ли просто аппетит был такой. Джекоб не успевал ей подкладывать. Она слопала столько, что хватило бы на трех спецназовцев. Потом девица встала и деловито стянула с себя майку, неторопливо расшнуровала ботинки, вылезла, как змея из кожи, из своих штанов… Потом выпрямилась во весь свой хлипкий рост и улыбнулась волчьей улыбкой.

Зрелище она из себя представляла то еще. Девчока была худая — торчали все ребра — но на руках виднелись маленькие, но твердые мускулы. Вообще, фигурой она больше походила на мальчишку, занимающегося, скажем, бегом на длинные дистанции. Впрочем, особо разглядеть ее Джекоб не успел. Девица подошла к нему, твердо взяла за руку и повела к дивану. Все это она проделывала с таким видом, будто другого развития событий и предположить невозможно. И Джекоб, сам не понимая почему, и не стал возражать. Хоть девка была совсем не в его вкусе. А Джекоб с кем попало не спал и умел отказывать женщинам. Одна сокурсница просто забралась к нему в кровать. Но он не только сумел ее отвадить, но — что почти нереально — сохранил с ней хорошие отношения. Но тут он сбросил одежду и повалился рядом с девицей её диван.