Михаил Болле - Мой Демон

При этих словах Воронцов негодующе посмотрел на Никиту. Однако он сразу же совладал с собой, ибо то был человек, не привыкший проявлять своего истинного отношения к актерам. Он слишком хорошо понимал, что нарушил бы этим свои планы и в дальнейшем не смог бы пользоваться среди молодых людей непререкаемым авторитетом.

– Но эта обезьяна, как ты ее называешь, вовсе не собиралась умирать без боя! – вместо режиссера возмутился за своего персонажа Сергей. – Вы забыли о том, что на счету Пушкина было свыше ста дуэлей, и даже ходили слухи, что он застрелил семерых!

– Не сто, а всего двадцать одна, – возразил Никита.

– А сколько было дуэлей на счету у Дантеса? – неожиданно спросил режиссер, однако так и не получил никакого ответа. – Ладно, – добавил он наигранно беспечным тоном, – на сегодня репетиция окончена! Все свободны.

Затем он метнул пронзительный взгляд на почти постоянно молчавшую Евгению и быстро удалился, оставив свое пальто и портфель лежащими на кресле возле стола.

– Во-первых, не сто и не двадцать одна, а всего пятнадцать дуэлей было у Пушкина, причем только четыре из них реально состоялись, поскольку остальные закончились примирением сторон, – тихо произнес «священник», когда вслед за режиссером зал покинули все актеры, и теперь уже никто не мог его слышать. – Во-вторых, единственный из участников тех дуэлей, кто пострадал, был сам Пушкин. Ведь четвертая-то дуэль была с Дантесом. И наконец, в-третьих, для нас всех вовсе не это важно, как мне кажется, молодые люди…

Что касается Дантеса, то на его руках действительно была чужая кровь. Мало кто знает об одной его дуэли еще на родине, во Франции. А ведь окажись его противник поудачливее – и величайший поэт России мог бы дожить до самой старости!

Глава 5

Париж, площадь Вогезов, 1830 год

…В тот солнечный весенний день у Дантеса не было никаких тревожных предчувствий, когда все неожиданно и грубо оборвалось. Тогда его возлюбленной была баронесса де Мерикур. Роскошная белокожая брюнетка с длинными волнистыми волосами, с узкой талией и широкими бедрами, дочь священника, в пятнадцать лет сбежавшая из дома и с тех пор ведущая жизнь авантюристки, была на три года старше своего юного любовника. Особенно Жоржа возбуждало в баронессе золотое колечко с камушком в интимном месте, заманчиво блестящее сквозь густую лужайку волос.

Вернувшись с прогулки и пообедав, они поднялись в номер гостиницы на площади Вогезов, напоминавшей своей безупречной квадратной формой внутренний двор монастыря. Баронесса прилегла отдохнуть, а Жорж сел в кресло, держа в руках книгу. Это был изданный много лет назад, в те времена, когда при французском дворе царило всеобщее увлечение таинственным Востоком, перевод знаменитого произведения классической японской литературы – «Записки у изголовья».

– Хочешь послушать, что писала одна японская придворная дама по прозвищу Сэй-Сёнагон, которая жила семь веков назад при дворе императора Итидзе?

– О чем? – задумчиво поинтересовалась баронесса.

– О том, как любовник должен поутру уходить от своей возлюбленной и как не должен. Ты будешь меня слушать?

– Да, конечно.

– Так вот, полный сожаления, он медлит подняться с любовного ложа и, тяжело вздыхая, восклицает: «О, как бы я был счастлив, если бы утро никогда не настало!» Незаметно одеваясь, он нежно шепчет своей подруге то, что не успел сказать ночью. Наконец, тихо выскальзывая из дома, говорит преисполненным глубокой печали голосом: «О, как томительно будет тянуться день!»

А вот пример того, как он не должен себя вести. Вскакивает как ужаленный и поднимает шумную возню, начиная одеваться. Ползает на четвереньках в поисках того, что разбросал накануне, да еще восклицает при этом: «Куда, черт возьми, это могло запропаститься?» С грохотом падают вещи, пока наконец не найдено то, что он ищет. И вот тогда, облегченно вздыхая, он говорит своей даме: «Ну, я пошел!» Забавно, правда?

Баронесса не успела ответить, потому что за дверью послышались тяжелые шаги, звон оружия – так эфес сабли звякает о ствол ружья – и громкие мужские голоса. Она приподнялась на локтях, а потом резко, одним прыжком соскочила с кровати. Дантес захлопнул книгу и тоже поднялся. В тот момент, когда в дверь загрохотали каблуками сапог, он уже искал пистолеты.

– Именем его величества!

Дантес выпрямился, вопросительно взглянул на баронессу и опустил пистолет.

– Мы ни в чем не провинились, поэтому нам нечего опасаться! Наверное, они ошиблись номером…

Де Мерикур пожала плечами, и тогда Дантес, расценив это как знак согласия, направился к двери.

Стоило ему открыть, как его тут же грубо оттеснили в сторону, и комнату заполнили синие полицейские мундиры. Среди полицейских был один офицер и один штатский в высокой шляпе, напудренном парике и черном плаще.

Именно этот высокий человек, с тонкими чертами аристократа, мгновенно вызвал крайнюю неприязнь Дантеса, который заподозрил в нем одного из потомков дворян-эмигрантов, вернувшихся во Францию только после реставрации монархии.

– Вот она, эта авантюристка, по которой давно плачет гильотина! – напыщенным тоном изрек этот человек, указывая на побледневшую баронессу.

– Ваше имя? – строго спросил полицейский офицер.

– Баронесса де Мерикур.

– Именем его величества объявляю вас арестованной!

– За что?

– За хищение драгоценностей у герцогини де Монмеррай, отравление виконта де Шарни и множество других злодеяний, полный список которых вам огласят в суде!

Все это время Дантес, оттесненный в угол полицейскими, стоял молча, но теперь не выдержал.

– Позвольте, сударь! – срывающимся от волнения голосом воскликнул он, пытаясь приблизиться к офицеру. – Здесь какое-то нелепое недоразумение. Я хорошо знаю эту даму и готов за нее поручиться!

– А вы кто такой?

– Наверное, ее любовник или сообщник, – предположил штатский, с ненавистью глядя на Жоржа, – смею предположить, господин капитан, что вам следует арестовать их обоих.

– Я Жорж Шарль Дантес, дворянин, состоящий на службе у его величества!

– А у вас есть документы, подтверждающие ваши слова?

– Разумеется!

Дантес бросился к дорожному несессеру, но, пока он это делал, полицейские, повинуясь короткому кивку офицера, стали выводить из комнаты баронессу. Дантес растерянно обернулся, успел поймать ее взгляд и заторопился. Достав паспорт, он поспешно протянул его офицеру. Пока тот листал бумаги, Дантес и штатский, задержавшийся в комнате, молча обменивались злыми взглядами.

– Вам повезло, юноша, – наконец изрек офицер, возвращая ему паспорт. – Конечно, я мог бы вас арестовать, поскольку застал в обществе подозрительной особы. Однако не стану этого делать.