Октавия Батлер - Дикое племя
— Что ты сделал? — обратилась она к мальчику.
— Этот человек знал, какова цена его упрямства, — сказал Доро. Его голос был высоким и походил на голос ребенка. Ничего похожего на голос мужчины, в теле которого Доро был перед этим. Энинву не понимала, кого в таком случае она слышит, что именно она узнает в этом детском голосе.
— Отойди от меня, — сказал ей Доро. — Стой рядом с этим телом, пока я не узнаю, сколько еще домочадцев этот болван собирается принести в жертву своей самонадеянности.
Сейчас она не хотела ничего, только бы оказаться от него подальше. Ей хотелось убежать домой и навсегда забыть о встрече с ним. Она опустила голову и закрыла глаза, чтобы хоть таким образом преодолеть охватившую ее панику. Вокруг все еще раздавались крики, которых она почти не слышала. Охваченная собственным страхом, она ни на что не обращала внимания, пока кто-то не сбил ее с ног.
Затем кто-то грубо схватил ее, и в этот момент она решила, что должна отплатить за смерть ребенка. Она оттолкнула нападавшего и вскочила на ноги, готовая к борьбе.
— Достаточно! — закричал Доро. А затем добавил более спокойно: — Не убивай его!
Тут она увидела, что нападавший, которого она отбросила от себя, был тем самым молодым человеком, и что она ударила его гораздо сильнее, чем собиралась. Теперь он лежал около стены, окружавшей двор, и был почти без сознания.
Когда Доро подошел к нему, тот поднял руки, как будто пытался защитить себя от удара. Но Доро заговорил с ним спокойным уравновешенным тоном, чего никто и никогда не ожидал услышать из уст ребенка. Человек съежился, и Доро заговорил вновь, но уже более резко.
Человек встал и посмотрел на людей, находившихся в доме, который он унаследовал от отца. Было очевидно, что все они встревожены и смущены. Большинство из них просто не понимали, что происходит, и задавали друг другу недоумевающие вопросы. Все они не сводили глаз с нового главы дома. Здесь находились маленькие дети, несколько женщин, которые были либо сестрами, либо женами молодого человека. Присутствующие мужчины могли быть его братьями или рабами. Все сбежались, чтобы увидеть происходящее.
Возможно, молодой человек почувствовал стыд перед своими людьми, а возможно, он почувствовал гнев оттого, что съежился и захныкал перед этим ребенком. Или он оказался просто-напросто дураком, каким считал его Доро. Независимо от причины, то, что он сделал потом, было его роковой ошибкой.
Громко выкрикивая слова, означавшие проклятья, этот человек выхватил мачете из руки Доро, поднял и резко опустил его вниз, прямо на беззащитную шею ребенка.
Энинву отвернулась, заранее уверенная в том, что произойдет. У ребенка не было времени, чтобы увернуться от мачете. Молодой человек — возможно все еще не оправившийся от удара Энинву, — двигался не слишком проворно. Ребенок стоял и спокойно ожидал удара, пожимая плечами, словно уставший взрослый человек. И в тот момент, когда до нее донесся голос молодого человека, обращавшегося к толпе, в этом голосе она вновь услышала Доро. Без всякого сомнения.
Люди начали разбегаться. Часть из них бросилась к воротам, другие пытались перелезть прямо через стену. Не обращая на них внимания, Доро подошел к Энинву.
— Теперь мы должны уходить, — сказал он. — Мы возьмем каноэ и поплывем на нем сами.
— Зачем ты убил ребенка? — прошептала она.
— Чтобы предостеречь этого молодого дурака, — сказал он, ударяя в грудь своего нового тощего тела. — Этот ребенок был сыном раба, и поэтому большой потери для этого дома не произошло. Я хотел иметь здесь человека, обладающего властью и хорошо знакомого со мной, но этот молодой дурак так ничему и не научился. Идем, Энинву.
Она молча двинулась вслед за ним. Он мог совершить двойное превращение после двух словно бы случайных убийств и после этого разговаривать с ней так, будто ничего не случилось. Он был раздосадован тем, что ему пришлось убить молодого человека, но это раздражение, казалось, было самым незначительным из всех чувств, какие он при этом испытывал.
За стеной дома их ожидали вооруженные люди. Энинву чуть замедлила шаг, пропуская Доро впереди себя, когда они приблизились к ним. Она была уверена, что сейчас последуют новые убийства. Но как только Доро обратился к мужчинам, сказав всего лишь несколько слов, они расступились, освобождая дорогу. Затем Доро коротко поговорил с каждым, и люди отошли от него еще дальше. В конце концов он вывел Энинву к реке, где им удалось украсть каноэ и весла.
— Ты должен грести сам, — сказала она ему, как только они спустили суденышко на воду. — Я буду помогать тебе, когда это место исчезнет из виду.
— Тебе не приходилось плавать на каноэ?
— Не более трех раз за то время, сколько прожило на свете вот это твое новое тело.
Он кивнул и начал грести один.
— Но ты не должен был убивать ребенка, — сказала она с печалью в голосе. — Это было ошибкой, независимо от того, почему ты это сделал.
— Но ведь и твои люди тоже убивают детей.
— Они убивают лишь тех, кто должен быть убит из-за отвратительных недостатков. И даже в этом случае… очень часто, когда эти недостатки были невелики, я пыталась остановить убийство. Я говорила голосом бога, и всякий раз, когда нарушение традиций было небольшим, мои люди слушались меня.
— Убийство детей слишком расточительно, — согласился он. — Кто знает, какую пользу могут они принести, став взрослыми? Но для спокойствия иногда приходится жертвовать и детьми.
Она подумала о своих сыновьях, об их детях и поняла, что была абсолютно права, уводя Доро подальше от них. Ведь он без колебаний убил бы любого, чтобы испугать остальных. Ее потомки были самыми обычными людьми, неплохо могли позаботиться о себе. Но они не смогли бы остановить Доро, соберись он расправиться с кем-нибудь и надеть на себя его тело. Трудно представить, чем можно было бы остановить этого духа. Он был дух, и не имело никакого значения, что он говорил о себе. У него не было собственной плоти.
Уже не первый раз за свои почти триста прожитых лет Энинву пожалела, что не может помолиться богам, обратиться к ним с просьбой о помощи. Она должна была помогать себе сама, пользуясь тем волшебством, которое дано ее телу. Как она могла справиться, имея только это, с существом, способным в любой момент отнять ее тело у нее? И что он почувствовал бы, решив «пожертвовать» ей? Досаду? Раздражение? Или раскаяние? Она взглянула на него и была поражена, увидев, что он улыбается.
Он сделал глубокий вздох и выдохнул воздух, демонстрируя удовольствие.
— Тебе нет необходимости грести в ближайшее время, — сказал он. — Отдыхай. Это тело здоровое и сильное. Как хорошо, что отступил этот проклятый кашель.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});