Андрей Васильев - Снисхождение

Впрочем, холод — это было не самое главное. Две вещи, которые меня беспокоили больше всего, это — не заплутать бы и что делать с пистолетом?

Первое было самым главным — где тут право, где лево, я даже не представлял и крайне удивился, когда сначала добрел до указателя, а после — и до шоссе. Там я встал по направлению движения и потопал сквозь пургу вперед, прикидывая — выбросить ствол в ближайший сугроб или нет?

По логике — надо было бы. Видок у меня еще тот, как есть — бомж, и если меня менты примут, что вполне вероятно, то отсутствие паспорта и наличие пистолета может оказаться для меня фатальным.

С другой стороны — и пусть примут. Уж телефонный звонок я как‑нибудь да выпрошу, а дальше — дело техники. Телефон Азова я не помню, а вот телефон редакции — у меня выжжен в памяти намертво. Только надо чтобы трубку Вике передали и предупредить ее о том, чтобы при свидетелях ни звука не издавала.

И самое главное — пистолет — это хоть какая‑то гарантия того, что мне будет чем защитить себя. А так — я вовсе буду вроде черепахи, перевернутой на спину.

Мимо промчалась машина, чуть не смахнув меня в кювет, и я спешно перебежал на противоположную сторону дороги. Тут хоть фары увидишь и отпрыгнуть в сторону успеешь.

За этими мыслями окончательно замерзший я добрался до типичной подмосковной станции. Даже не станции — платформы, до станции это место не дотягивало, на перроне не было уютного строения с лавочкой и с окошком навеки закрытой кассы, на которое я так рассчитывал. Была только сама платформа, пара лавок под открытым небом, несколько фонарей да навесик из разноцветной пластмассы. И — пустота, ни души. Оно и понятно — зима, ночь, откуда тут кому быть. И мне отсвечивать не след, мало ли что?

Я нашел спуск с платформы к приземистому домику с темными окнами, где, видимо, некогда все‑таки была касса, но сейчас закрытому намертво. Рядом с ним обнаружился полуразрушенный сарайчик, который хоть как‑то защитил меня от ветра.

Интересно, сколько сейчас времени? По моим прикидкам — часа четыре ночи, так что мне тут еще долго куковать. Это летом кое‑как можно время определить, зимой же это куда проблематичней сделать, особенно в такую непогоду. Увы, но 'Ролекс' мне никак в этом деле помочь не мог — он показывал какое‑то странное время, что‑то около восьми часов утра, уж не знаю почему. Хотя эти часы изначально могли идти неверно — я ими по прямому назначению сроду не пользовался, даже на экран никогда не глядел.

Я зевнул и тут же ущипнул себя за нос — как бы не заснуть, это верная смерть. Глупо было бы вот так вот откинуть копыта — нелепо и вдруг.

Интересно, а кавалерия уже на подходе? Если часы сработали, то раньше или позже я должен услышать рев моторов. По крайней мере, я хотел бы в это верить.

Но как я не напрягал слух — ничего, кроме свиста ветра слышно не было. Зато минут через двадцать я расслышал звук приближающегося поезда и поспешил на платформу. Увы, увы, но он промчался мимо — это был какой‑то товарный состав. Зато на перроне обнаружилась бабуля — божий одуванчик, закутанная в платок так, что наружу торчал только нос с волосатой бородавкой.

— А что, мать — сипло спросил я у нее — Скоро на Москву электричка будет?

— Тоже мне сыночек — неожиданным басом ответила старушка — Ишь, и не холодно тебе, охламону!

— Холодно — жалобно сказал я — Так — когда?

— А вот пить не надо! — погрозила мне бабка рукой в вязаной варежке, при виде которой я впервые в жизни задумался об убийстве с целью грабежа. Эти рукавички даже внешне были невероятно теплыми и уютными — Ишь, даже шапку пропил, в этой стыдобище ходишь.

— Так затем в первопрестольную и еду — на ходу начал импровизировать я — Судьбу менять, к новой жизни возрождаться. В дворники пойду или в ассенизаторы, самое то для начала карьеры. Когда поезд будет?

— Через десять минут — сменила гнев на милость старушка — Ты давай, на месте не стой, а то совсем застынешь. У меня мой вот так же лет тридцать назад как‑то с друзьями погулял, а через год — бабах, и все. Никаких мне больше женских радостей через него не было.

Какие мрачные перспективы, хотя и небезосновательные. Руки, уши — это ладно, а вот то, что ноги совсем ледяные стали — не есть хорошо, это и вправду простатит заработать можно. Но в целом — десять минут это ерунда, на фоне того, что уже было. Я побегал по платформе, если это можно так назвать, а после еще раз прогулялся к сарайчику и там припрятал пистолет — хорошо, надежно, под гнилыми досками, теперь в нем у меня особой нужды не было.

При виде же электрички, подплывшей к платформе, я вообще испытал некое подобие катарсиса — там тепло, там сиденья и самое главное — это чудо инженерной мысли повезет меня в Москву! А там — не здесь, там я как‑нибудь, да вывернусь. Лишь бы линейные полицейские не докопались по дороге туда. Хотя — откуда им в такую рань взяться, они спят еще.

И правда — контролеры ближе к Москве один раз по вагонам прошлись, ополовинив мой денежный запас, а вот представителей власти я так и не увидел.

В электричке я немного отогрелся, причем уши и щеки я тер ладонями нещадно, опасаясь, что отморозил их. Но и тут вроде как обошлось.

Окончательно я согрелся в метро, там была просто благодать. Лихо и очень быстро проскочив площадь 'Трех вокзалов', я нырнул в него и мне стало совсем хорошо. Кто говорит, что в метро душно? Там отлично, особенно промерзшему до костей человеку. Кстати — как же комфортно ездить в метро одетым так, как я. Места у меня было полно, несмотря на самый — рассамый 'час пик' — рядом со мной никто не садился, более того — даже никто особо не стоял. Служилый московский люд с урбанической нелюбовью таращился на мою небритую физиономию, разбитые 'кирзачи' и драный ватник, а потому не спешил занимать места рядом со мной. Я же, не в состоянии удержаться от того, чтобы над ними поглумиться, то и дело вытирал ладонью нос, крестил рот после чихания, чесал подмышку, а напоследок бодро сказал эталонной офисной леди в очочках и с стильным портфельчиком в наманикюренных пальчиках -

— А и ладная ты девка, как я погляжу! Айда со мной, на тракторе кататься!

Нет, оно того стоило. Давно мне так весело не было. А может — просто включилась защитная реакция психики — ночь была из тех, что входят в анналы.

Самое обидное — полиция до меня докопалась как раз тогда, когда я почти достиг цели. Я уже видел одновременно надоевшее мне до судорог, и в настоящий момент такое родное здание из темного стекла и светлого металла, когда меня похлопали по плечу и раздалось -

— Сержант Кирилюк, московская полиция. Ваши документы, пожалуйста.