Андрей Васильев - Снисхождение

Так, или приблизительно так, по моему разумению она и размышляла.

Тем временем, похоже, что больница все‑таки просыпалась — в здании напротив, том, из которого я так лихо смылся (мы уже были в другом крыле, пройдя через короткий и темный стеклянный переход) местами зажегся свет.

— Тебя ищут? — утвердительно спросила женщина.

— Не — а — покачал я головой — Скорее тех, кто за мной приходил.

— Любопытно было бы узнать, в чем дело, но лучше не надо — подумав, сказала она — Меньше знаешь — дольше живешь, мне девяностых за глаза хватило. Хотя откуда тебе их помнить, я тогда сама еще девчонкой была.

— Так получилось — не знаю отчего, но мне внезапно стало стыдно перед ней — Я не бандит и не преступник, честно. Просто жизнь, она так иногда выворачивает…

— Это не мое дело — сообщила мне женщина, входя в какой‑то маленький коридорчик с дверью в его конце — Вот выход.

— На кухню непохоже — заметил я, оглядывая тесный предбанник.

— Так это и не она — женщина открыла какой‑то шкаф — Хозяйственный выход. На, держи.

Она покопалась внутри шкафа и протянула мне жуткого вида штаны и ватник.

— Шапки нет, извини. И сапоги кирзовые, ты небось таких не видел даже — немного насмешливо произнесла она.

— Чего это? — мне стало немного обидно — Я в армии был, так что всякое бывало. Это в элитных частях берцы носят, а в стройбате как кирзу таскали, так и таскают.

— Тогда — обувайся — передо мной плюхнулась пара раздобанных сапог — Давай живее, мне правда надо операционную готовить. И еще — я милиции, если что, все расскажу.

— Только за — я, оглядевшись по сторонам увидел что‑то вроде тумбочки и положил на нее пистолет, после начал, шипя от боли в боку, натягивать штаны — Обязательно расскажи, если приедут. Как тебя зовут‑то, роднуля?

— Ангелина Ивановна — женщина покачала головой, глядя на мои швы — Ох, застудишь ты болячки свои, на улице‑то не май месяц.

— Выбора нет — объяснил ей я, заправляя халат в штаны, какой‑никакой, а утеплитель — А портяночки там не завалялись?

— Нет — глянула Ангелина в шкаф — Зато вот, все лучше, чем ничего.

Она мне протянула забавную белую кепку с пластмассовым козырьком и надписью 'Таллин-80'. Я таких и не видал никогда.

— Значит, мало что замерзну, так еще и ноги собью — опечалился я, обуваясь и натягивая кепку — И еще — хорошо, что тут зеркала нет.

Кстати — а куда я вообще иду?

Самый простой вариант — Ерема и его внедорожник. Пять минут по сугробам — и я в теплом салоне комфортной машины. Вот только — не тянет этот вариант. По ряду причин не тянет. Во — первых — непонятно, куда меня привезут в результате. Может — к зданию 'Радеона', а может — в Крылатское, где у них офис. А может вовсе к ближайшему оврагу, где я мирно и тихо проведу остаток этой зимы и половину весны, пока меня не найдут и не включат в сводку происшествий, нежно назвав 'подснежником'.

И потом — как‑то все гладко получилось. Он меня предупредил — за тобой охотятся, и тут же появились люди в черном. И он при этом все еще ждет меня во дворе. Все как по нотам.

Хотя — небесспорно это все, причем далеко. Слишком примитивно выходит, ну совсем для дураков. Это даже не схема, это просто откровения капитана 'Очевидность'. Так что — может, и совпадение, я видал жизненные извивы почище этого. Не следует забывать о том, что я ребят в черном заметил случайно, не выйди из палаты — взяли бы они меня тепленького. А может — просто расстреляли прямо в кровати.

Не факт, что Ерема при делах. Но и снимать с него подозрение не стоит. Хотя — кто тут не под подозрением, начиная аж с Азова? Почему меня берегли только двое охранников плюс хворый Олег? Почему я тут, почему меня сразу не вывезли в Москву? Почему, почему, почему. Одни 'почему' — додумывал я, натягивая ватник и убирая пистолет в его карман.

— На — Ангелина покопалась в кармане и сунула мне несколько сторублевых бумажек — Там калитка есть, маленькая, она проволокой замотана, выйдешь в нее. Оттуда — налево, до указателя, потом бери правее — выйдешь к шоссе. По нему, спиной к указателю, по ходу движения — прямо иди и километра через четыре будет 'Путепроводная'. Где‑то в половине шестого утра через нее электричка до Москвы проходит, два часа — и ты в столице. Или в другую сторону езжай, до Твери, это уж сам решай.

Может — и вправду в другую сторону, до Твери? Оттуда — до Бологово, из него до Окуловки или даже сразу до Малой Вишеры, а там и Питер. В северной столице мне есть у кого приткнуться, хоть бы даже у того же Гарика Липченко, он не откажет мне в приюте и тарелке супа. К тому же у него, если верить его словам, есть 'окно' на границе с чухонцами.

Хотя — о чем я. А родители? А Вика? Нет, в Москву, в Москву, по тропе трех сестер. Еще вот этой милой даме надо будет долг отдать.

— Спасибо — убрал я купюры в карман — Скажи — а почему?

— Дура потому что — пожала плечами женщина, поняв, что я имею в виду — Есть у нас такая странная черта, у русских баб — действовать нелогично, не сказать еще откровенней. Жалко тебя стало отчего‑то. Видно же — заплутал ты в трех соснах и сам не знаешь, куда дальше идти. Как такого не пожалеть.

Воистину — не понять мне их никогда. Я ей в живот пистолет, а она мне денег на электричку дала. И полиции ничего не скажет, зуб даю. Великая тайна женской души.

Мне очень спросить — нет ли у нее при себе мобильного телефона, но делать я этого не стал. И номера Азова я на память не помню, да и помни я его — не хочу я эту женщину втравливать в наши игры, номер‑то ее определится при звонке. Так уж выходит, что все, кто попадают в мою орбиту, становятся фигурами на доске Большой игры, ей я этой судьбы не хочу. Нет, потом, само собой, я деньги ей верну, — но сейчас ни к чему ее светить. Даже с учетом того, что дело нешутейное.

— Верну — пообещал ей я — Слово даю.

— Ну да — усмехнулась она, щелкая допотопным дверным замком — Иди уж.

— Ангелина — остановился я на пороге — Полиции говори, что хочешь, но только ей. И только той, что и вправду полиция, поняла меня? С остальными — ни полслова, очень тебя прошу. Не за себя прошу, за тебя.

— Иди уж — меня подтолкнули в спину — Не видела я тебя, вообще не видела.

И дверь захлопнулась, оставив меня среди темноты, ветра и снега.

Уши у меня замерзли сразу же, поднятый воротник ватника их не защищал совершенно, про странный кепарь я и не говорю вовсе. Хотя это было только начало — вскоре холод принялся за пальцы ног, проник под ватник, защипал ноги. Пальцы рук, заледеневшие при разматывании проволоки на калитке я тоже отогреть уже не мог.

Впрочем, холод — это было не самое главное. Две вещи, которые меня беспокоили больше всего, это — не заплутать бы и что делать с пистолетом?