Джон Уиндем - Песчаные короли

Он поднялся, чтобы обойти стол и приблизиться к ней, но она уже до некоторой степени овладела собой. Почти задыхаясь, она быстро проговорила:

— Нет, нет! Вы должны меня отпустить, Френсис! Должны!

И выскочила из комнаты, прежде чем он успел задержать ее.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Я рад, что вам обоим удалось вырваться, — сказал Френсис своим детям.

— Я мог бы и не приходить, — заметил Пол, — но для тебя это, видимо, очень важно.

— Несомненно, это очень важное дело, а насколько срочное — об этом еще можно поспорить. У меня лично нет на этот счет никаких сомнений, но вот четвертый член нашего квартета опаздывает. Не знаю, помните ли вы ее. Она покинула Дарр около четырнадцати лет назад. Диана Брекли.

— Я, кажется, помню, — задумался Пол. — Высокая, элегантная, правда?

— Ну а я, конечно, помню ее очень хорошо, — вставила Зефани. — Я была влюблена в нее. Всегда думала, что она самая красивая и умная на свете, после тебя, папочка. Я очень по ней скучала, когда она уехала.

— Это было так давно. Не понимаю, что она так срочно хочет сообщить нам? — поинтересовался Пол.

— Я должен вам кое-что пояснить, — ответил ему Френсис. — Поэтому, может, и лучше, что она задерживается.

Он критически посмотрел на сына и дочь. Полу двадцать семь лет, он инженер, но выглядит совсем мальчишкой, и даже его борода не придет ему солидности. Зефани выросла гораздо более красивой, чем можно было предполагать. Она унаследовала от матери золотые вьющиеся волосы, лицом удивительно напоминала отца, правда, ее черты были значительно мягче, чем у него, а вот темно-карие глаза достались ей неизвестно от кого. Сейчас в своем ситцевом летнем платье, с растрепавшимися еще с дороги волосами она больше походила на девочку, заканчивающую школу, нежели на аспирантку одного из университетов.

— Вы, наверное, подумаете, что я должен был рассказать вам все гораздо раньше. Возможно, так оно и есть, но мне казалось, что существует немало причин молчать. Я надеюсь, вы поймете, когда хорошенько все обдумаете.

— О, папочка, это звучит как-то зловеще. Мы, случаем, не подкидыши или что-то подобное? — спросила Зефани.

— Да нет, конечно же, нет. Однако это длинная история, и, чтобы вы все лучше поняли, я начну с самого начала и постараюсь говорить только самое главное. Это началось в июле того года, когда умерла ваша мама…

Он коротко рассказал им, как было найдено пятно лишайника в тарелочке с молоком, а потом продолжил:

— Я взял посудину с лишайником в свою лабораторию, чтобы исследовать его. Вскоре после этого умерла ваша мать. Я тогда чуть не сошел с ума. Проснувшись однажды утром, я вдруг понял: если не возьмусь за какую-нибудь работу, способную захватить меня, то совсем пропаду. И я пошел в лабораторию. Там меня ожидали десятки дел, и я работал над ними дни и ночи, чтобы голова была все время занята. Одним из этих дел был лишайник, который я принес от Дианы.

Лишайник — удивительное растение. Это не единый организм, это фактически две формы жизни, сосуществующие в симбиозе, — плесень и водоросль. Они зависят друг от друга. Долгое время считалось, что от лишайников нет никакой пользы, разве что один вид служит кормом для оленей, а другой дает краску. Однако сравнительно недавно открыли, что некоторые лишайники обладают свойствами антибиотиков, но над ними еще нужно много работать.

Конечно, сначала я был уверен, что ищу именно такой антибиотик. И, казалось, в какой-то степени у этого лишайника были такие свойства, но об этом как-нибудь в другой раз. Главное же состояло в том, что немного погодя я убедился: это не антибиотик, а нечто совсем другое. У него даже не существовало названия. Поэтому мне и пришлось его придумать. Я назвал это антигероном.

Пол был удивлен. Зефани сразу же спросила:

— Что это означает, папа?

— Анти — против, герон — возраст, или, буквально, старый человек. Кажется, теперь никто не обращает внимания на смешивание латинского и греческого корней, так пусть будет антигерон. Можно было бы дать более точное название, однако и это неплохо.

Активный концентрат, выделенный из лишайника, я назвал просто лейкнином. Физико-химическое воздействие его на человеческий организм чрезвычайно сложны и их еще придется изучать, однако его общий эффект выражен явно — это вещество замедляет обычную скорость обмена веществ в организме.

Его дочь и сын молчали, напряженно обдумывая услышанное. Зефани первая нарушила молчание.

— Папочка, папа, ты хочешь сказать, что ты нашел… о нет, этого не может быть!

— Однако это так, дочка. Именно так, — подтвердил Френсис.

Зефани сидела неподвижно, всматриваясь в отца, не в состоянии высказать то, что она чувствовала.

— Ты, папочка, ты… — проговорила она, все еще не веря.

Френсис улыбнулся:

— Я, моя дорогая, но ты не должна приписывать мне слишком много заслуг. Кто-то должен был наткнуться на это — раньше или позже. И случилось так, что этим кем-то стал я.

— Так просто и стал, — сказала Зефани. — Именно так, как другим кем-то был Флемминг, открывший пенициллин. Ох, папочка, мне даже страшно…

Она встала, несколько неуверенным шагом подошла к окну и остановилась, прижавшись лбом к холодному стеклу и глядя в парк.

Пол, волнуясь, произнес:

— Извини, папа, но, боюсь, я чего-то не понял. Это известие, кажется, совсем ошарашило Зеф, значит, тут что-то должно быть, но я только обычный инженер-строитель, не забывай.

— Не так уж и тяжело это понять, труднее в это поверить, — начал объяснять Френсис. — Возьмем процесс деления и роста клеток.

Зефани у окна как-то внезапно напряглась. Она резко повернулась к отцу и впилась взглядом в его профиль. Потом взглянула на большую, оправленную в рамку фотографию Френсиса — он был сфотографирован вместе с Каролиной за несколько месяцев до ее смерти — потом снова на Френсиса. Глаза ее расширились. С интересом наполовину проснувшегося человека она подошла к зеркалу на стене и стала в него всматриваться.

Френсис прервал на полуслове свои объяснения и повернул голову, следя за Зефани. Оба замерли на несколько секунд. Глаза Зефани немного сузились, она заговорила, не отрываясь от зеркала:

— Как долго?

Френсис не ответил. Он мог и не слышать ее. Взгляд его задержался на портрете жены.

Зефани внезапно задержала дыхание и обернулась с неожиданной злостью. Напряжение всего тела передалось и ее голосу.

— Я спросила, как долго? — повторила она. — Как долго я буду жить?