Джон Уиндем - Песчаные короли

Но задачки оставались задачками. И чем больше Диана убеждалась, что Френсис капитулировал и все забросил, тем более решительно она искала решения.

Настало лето. В июне она с товарищами по Кембриджу поехала на каникулы в Италию и вернулась в Даррхауз за две недели до того, как у Зефани окончились школьные занятия и она приехала домой на каникулы.

Как-то вечером они бродили по большому лугу, только что скошенному, а потом уютно примостились возле копны сена. Диана расспрашивала Зефани об ее успехах в учебе. Зефани скромно заверила, что они не так уж и плохи, особенно в рукоделии и теннисе; однако этого нельзя сказать про крокет.

— Очень нудная игра, — согласилась Диана насчет крокета. — Это еще одна дань эмансипации. Свобода для девушек означала тогда делать то, что делают парни, каким бы скучным это не было.

Зефани продолжала отчитываться о своих делах, перемешивая эти сведения со своими мыслями о школьной жизни. Наконец Диана похвалила ее, кивнув головой:

— Что ж, кажется, они не готовят вас исключительно на роль домохозяек.

Зефани немного подумала над словами Дианы.

— А вы не собираетесь выходить замуж, Диана?

— Может, когда-нибудь и выйду.

— А если не выйдете замуж, то что вы будете делать? Или вы хотите стать похожей на вашу родственницу и бороться за женские права?

— Ты немного запуталась, малышка. Моя родственница, как и родственницы других людей, завоевали все права, необходимые женщинам, еще столетие назад. С тех пор единственное, чего нам не хватает, — это гражданской смелости, чтобы пользоваться ими. Моя родственница и ей подобные считали, что можно добиться победы, просто уничтожив мужские привилегий. Они не понимали, что самый злой враг женщин — вовсе не мужчины, а сами женщины: глупые, ленивые, самоуверенные. Из них самые опасные — это самоуверенные. Их призвание — быть просто женщинами, они ненавидят любую другую женщину, которая достигла успехов в какой-то иной области. Это создает у них двойной комплекс — неполноценности и превосходства.

Зефани тщательно обдумала все это.

— Мне кажется, вы не в восторге от женщин, Диана. — Таков был ее вывод.

— Слишком общее утверждение, малышка. Чего я не люблю в нас, так это нашей готовности покориться, легкости, с которой нас заставляют не желать ничего лучшего, кроме как стать просто женщинами и людьми второго сорта, и учат нас жить каким-то придатком, а не человеком со своими собственными правами.

Зефани снова задумалась, а потом сказала:

— Я рассказала мисс Роберте — она преподает нам историю — о ваших словах, что принуждение сменилось обманом, чтобы заставить женщину выполнять те же обязанности.

— Неужели? И что же она ответила?

— Представьте себе, она согласилась. Однако добавила, что на этом стоит мир, в котором мы живем. В этом мире очень много плохого, а жизнь чересчур коротка, и лучше всего каждой женщине смириться и делать все, чтобы сохранить свой собственный образ жизни. Она сказала, что все могло бы быть совсем иначе, если бы у нас было больше времени в запасе, но времени у нас чрезвычайно мало, и мы ничего не успеем изменить. Когда подрастут наши дети, мы постареем, а потому и не стоит что-либо начинать; а затем то же самое будет с нашими детьми и… Так что же делать, Диана?..

Диана ничего не ответила. Она сидела, глядя прямо перед собой своими серыми, широко раскрытыми глазами, словно зачарованная.

— Диана, вам плохо? — Зефани потянула ее за рукав.

Диана медленно повернула к ней голову:

— Так вот оно что! — сказала она. — Боже мой, именно это! Вот в чем суть, которая все время была передо мной, а я никак не могла уловить…

Она прижала руку ко лбу и прислонилась спиной к копне. Зефани со страхом наклонилась над ней.

— Диана, что случилось? Чем я могу вам помочь?

— Ничего плохого, Зефани, милая. Абсолютно ничего. Просто я наконец поняла, что мне делать.

— Что вы имеете в виду? — удивилась спросила Зефани.

— Я нашла свое призвание.

Диана произнесла это каким-то странным голосом и вдруг начала смеяться. Закинув голову, она истерично смеялась, не переставая, и это было так необычно, что Зефани перепугалась….

На следующий день Диана добилась разговора с Френсисом и сообщила ему, что хочет покинуть Даррхауз в конце августа.

Френсис глубоко вздохнул. Затем взглянул на ее левую руку и явно удивился.

— О! — воскликнул он. — Значит, это не из-за банальной причины?

Она заметила его взгляд.

— Нет.

— Вам следовало бы одолжить у кого-нибудь обручальное кольцо, — сказал он. — Это дало бы мне возможность поспорить с вами.

— Я не хочу спорить, — ответила Диана.

— Но вы просто обязаны. Меня знают как человека, который всегда спорит с ценными работниками, когда Гименей стоит у них на пороге. И когда его нет, я тоже спорю. Так что же случилось? Что мы такого сделали, или… не делаем?

Этот разговор, который, как надеялась Диана, должен был быть просто формальностью, несколько затянулся. Диана объяснила, что получила небольшое наследство и хотела бы совершить кругосветное путешествие.

— Хорошая идея, — похвалил он ее. — У вас будет возможность увидеть собственными глазами действие некоторых наших тропических препаратов в природе. Считайте это своеобразным отпуском.

— Нет, — решительно возразила Диана. — Мне не нужен отпуск.

— Вы не собираетесь сюда возвращаться? А мне хотелось бы, чтобы вы вернулись. Нам будет не хватать вас, понимаете? Я имею в виду не только профессиональные интересы.

— А, не в этом дело, — проговорила она с несчастным видом. — Я… я… — В горле у нее пересохло, и она замолчала, глядя ему в глаза.

— Или кто-то предложил вам лучшую работу?

— О, нет, нет. Я бросаю всякую работу.

— Вы имеете в виду — исследовательскую работу? Она кивнула.

— Но это же абсурд, Диана. С вашими способностями… — Он продолжал еще что-то говорить, но вдруг замолчал, вглядевшись в ее серые глаза, ибо понял, что она не слышала ни одного его слова. — Это совсем не похоже на вас. Тут должна быть какая-то очень важная причина, — предположил он.

Диане стало не по себе, она заколебалась, почувствовав опасность, словно оказалась на краю пропасти.

— Я… — начала она и тут же замолчала, словно задохнувшись.

Она глядела на Френсиса через стол. Он заметил, что она дрожит, и пока обдумывал, как ей помочь, какая-то болезненная гримаса промелькнула по ее всегда спокойному лицу, словно в душе ее шла страшная борьба.