Александр Лукьянов - Черная пешка

Еще три века никто на материке не знал о существовании Архипелагов. За это время размножившиеся потомки первопоселенцев перебрались на все острова, протянувшиеся от северной умеренной зоны до экватора и по общей площади немногим уступающие нашей Южной Америке[4].

Через два века на Островах располагалось несколько десятков мелких царств и княжеств, возглавляемых Хагидами[5]. Политический строй общества островитян во многом напоминал феодализм Континента, но немалым и отличался. На Архипелагах исчезли закостеневшие сословные предрассудки, размылась социальная иерархия. Всё это переселенцы оставили там, в Старом Свете, в покинутом Грахацукском деспотате. Отметим, что длившееся триста лет освоение островов не позволяло феодалам ставить в жёсткую зависимость основную массу населения, подвижного и активного. На островах отважный феодал-землевладелец, предприимчивый торговец-мореплаватель, толковый книгочей, умелый ремесленник, свободный хозяин-пахарь и скотовод были равно важными фигурами. Выдвижению во власть, приобретению значимости способствовало не столько происхождение, сколько личные достоинства и заслуги.

Во главе мелких княжеств, образовывавшихся на Архипелагах, стояли представители династии Хагидов. Они опирались на феодалов, верхушка коих постоянно заседала в Сребровельможных Палатах. Традиционными были Соборы Чёрной Мудрости[6], регулярно собиравшиеся при каждом князе из числа жрецов и преподавателей университетов. Гораздо реже созывали Совещания Златоруких – выборных представителей трудящихся, но бывало и такое.

Некоторые земные историки были склонны проводить параллели между земной средневековой Японией и островными княжествами на Саракше. Но, пожалуй, нет весомых оснований для сопоставления за исключением, пожалуй, некоторых черт в военном деле.

В 7 в.[7]  на Архипелагах произошли важные события. После ряда междоусобных войн владения мелких князей были объединены более удачливыми Хагидами в устойчивые сословно-представительные монархии. Абсолютизм нигде не сформировался. А на одном из островов вообще была свергнута власть местного князя и провозглашена дворянско-купеческая республика – Достославное Народоправие.

В середине века к берегам Архипелагов начали приближаться отдельные суда континенталов. Но вторичного «открытия» островов не последовало. Эскадры островитян беспощадно уничтожали всех пришельцев, сохраняя в тайне само существование своей родины в просторах мирового океана.

Лишь в 855 г. три царствующих Хагида договорились о совместной постройке Великой Флотилии. Более трехсот огромных прекрасно вооруженных и оснащенных судов, влекомых холодным течением и подгоняемых попутными ветрами, устремились к Лазурной Дуге. Ошеломленные континенталы узнали о существовании целого заокеанского мира, у которого нет совершенно никаких оснований для братской любви к ним. Продемонстрировав в кругосветном путешествии силу военно-морских мускулов и готовность в любой момент оную силу применить, островитяне возвратились. Сразу после этого союз царей распался, они поделили Великую Флотилию и сцепились в большой морской междоусобице. «Раздробленность и резня» – вот что можно было бы выбрать эпиграфом для любой летописной хроники той поры. Впрочем, разве не то же самое было и в славном феодально-рыцарском прошлом матушки-Земли? Но великое дело было сделано, прорыв свершен, края вселенной сомкнулись[8].

Как и все средневековые микромонархи, прапраправнуки Хага Удачливого воевали за земли. Но вести-то боевые действия по явным причинам им приходилось на море! Понятно, что обладание большим военным флотом автоматически обеспечивало большие преимущества в соперничестве. Шла беспрестанная гонка морских вооружений. На постройку флотов беспощадно сводили великолепные леса, нанося экологии невосполнимый ущерб. Сотни тысяч тружеников исключались из производства материальных благ, строя на верфях многочисленные галеры и парусники, которым предстояло сгореть или затонуть от таранного удара. Повинности ремесленников росли, крестьян закрепощали, взвинчивали размеры барщины и оброка. По островам прокатывались волны восстаний. Для их подавления феодалы временно забывали о междоусобицах, объединялись, с беспримерной жестокостью казнили недовольных, после чего вновь набрасывались друг на друга. В 16 веке по земному летосчислению население Архипелагов заметно сократилось и безмерно устало от кровавой круговерти. Желающих добровольно служить на флоте становилось все меньше. Островные князья и царьки вводили принудительные рекрутские наборы. От «людоедов» (так называли поставщиков пушечного мяса) зажиточные островитяне откупались взятками, но подавляющее большинство семей просто не имело для этого средств. Беднота бежала в горы, укрывалась в последних клочках лесов, однако и там не находила спасения.

Выход, меж тем, оказался гениально простым. Не спасла земля – приютит океан. В середине 16 в.[9]  начались массовые мятежи матросов в эскадрах и рабочих на верфях. Мятежники захватывали корабли и поднимали белые флаги с двумя иероглифами, которые в силу игры слов означали одновременно «Нечего терять» и «Нет возврата». Бритолобые пираты объединяли свои силы, захватывали маленькие островки, строили неприступные форты и устраивали настоящие корсарские республики[10]. Отношение к спокойной семейной жизни и материальному благополучию было самым презрительным: «Настоящего моряка съедают рыбы, а не черви!», «Старики – не моряки!». Неописуемое издевательство и живодерство по отношению к «чужим» соседствовало с казнями за мелкую обиду нанесенную «своему». Беспросветное пьянство и безделье на берегу сочеталось с нерушимой дисциплиной и разумной инициативой во время похода. Пиратская вольница на береговых сходках сама выбирала, критиковала и смещала капитана, зато в море он имел право скормить акулам любого нарушителя его приказа.

К концу 16 в. «белые» пиратские флотилии разнесли в щепки флоты всех островных правителей. Некоторые Хагиды сложили свои венценосные, но не очень умные головы в безнадежной борьбе с корсарами. Выиграть войну с морскими разбойниками оказалось невозможно. Те оказались сообразительными и старались не обижать простолюдинов. Более того, небольшую часть добычи, награбленной у князей и прибрежных феодалов, они раздавали наиболее неимущим крестьянам и ремесленникам. Самой собой, «робингудовские» наклонности саракшианского «морского казачества» определялись отнюдь не их приверженностью идее имущественного равенства! Имел место точный расчёт: высадившись в любой точке побережья, пираты могли рассчитывать на самую горячую поддержку населения, тогда как князья в борьбе с белыми корсарами никакого содействия от собственных подданных вообще не получали.