Дом железных воронов - Оливия Вильденштейн
Я знаю, завоевать сердце Данте – трудная задача, но если я вступлю в эту битву заранее побежденной, какие у меня шансы?
Глава 7
Звезды уже меркнут, когда я возвращаюсь домой. Внутри так тихо, что я слышу, как наши соседи, торговцы рыбой, заваривают чай, готовясь выйти в море до того, как поднимется ветер.
Не вижу на кухне ни золотой ленты, ни письма с официальной печатью, на цыпочках поднимаюсь по винтовой лестнице, вздрагивая при каждом скрипе. Во мне теплится надежда найти приглашение в комнате, но и она тает.
И Сибилла, и Джиана уже получили ленты, их родители тоже, и, конечно, Феб. Он может жить в Тарелексо и подстригать золотые волосы в знак солидарности с простыми жителями, но пока его семья не отреклась от него, он останется тарекуорином, а все тарекуорины, насколько я поняла по разговорам в таверне, приглашены.
Не раздеваясь, падаю на постель и сворачиваюсь калачиком. Как я ни стараюсь сдержать слезы, они все равно катятся на подушку. Я зла на мать. Так зла. Это она виновата.
Из-за нее у меня нет перспектив, только ужасная репутация.
Удивительно, что нас не отправили в Ракс вместе с дикарями.
– Ты поздно вернулась. – Нонна стоит в дверном проеме, ее черная ночная рубашка прикрыта шалью. – Или, скорее, рано.
– Это была грандиозная ночь, учитывая все волнения, связанные с лентами. – Я смотрю в окно на перламутровое небо. – Получили мы хотя бы одну?
В комнате воцаряется такая густая тишина, что мне кажется, Нонна вернулась в постель, но тут до меня доносится ее аромат лимона и глицинии, обвивая меня, как виноградные лозы.
– Нет.
– Конечно, нет. – Если существует список полукровок, которым запрещено ступать на Изолакуори, то женщины Росси точно туда вписаны.
– Королевские пиры переоценивают, Гокколина.
Осколок печали у меня в горле ощущается острее.
– Думаю, я никогда этого не узнаю.
– Mi cuori…[19]
Сегодня вечером я не хочу быть ни ее сердцем, ни каплей дождя. Мне даже не хочется быть Фэллон Росси.
– Спокойной ночи, Нонна.
Она садится рядом со мной на кровать, опускает ладонь на мои волосы, убирает пряди с влажных дорожек на щеках.
– Я сказала: спокойной ночи. – Я отодвигаюсь так, что ее рука соскальзывает.
Она замирает на мгновение, затем шепчет:
– Я люблю тебя.
Она ждет, что я отвечу тем же, матрас слегка просел под ее стройным телом, цветочный аромат атакует мои ноздри. Понимая, что не услышит от меня нежных слов, она уходит.
Ржавые петли скрипят, когда закрывается дверь в мою маленькую спальню. Только когда все звуки затихают, я вжимаюсь лицом в подушку и всхлипываю.
Таверна, как и большинство заведений в округе, закрывается в день праздника.
Гондола за гондолой, украшенные белыми цветами и увитые блестящей органзой, пересекают каналы, доставляя завсегдатаев праздников в Изолакуори. Каждый раз, когда кто-то проплывает под окном маминой спальни, у меня сжимается сердце.
Я наблюдаю, как пересекают канал разряженные в шелка и увешанные драгоценностями счастливчики. Некоторые даже поют непристойные песенки, начиная праздновать уже в лодке.
Четыре ящерицы, снующие между лозами глицинии, как будто чувствуют мою грусть, перепрыгивают через подоконник, солнечные лучи отражаются от золотистой чешуи и бегут по стенам, устраивая для нас с мамой представление. Одна ящерка даже запрыгивает маме на колени и ползает по ее сцепленным рукам в поисках идеального местечка. Уголки маминого рта подергиваются, и это немного развеивает мою печаль.
Я шепчу слова, они рассыпаются по комнате мелкими камешками. Надеюсь, они проникнут в сознание моей матери. Как только она засыпает, я переношу задремавшую вместе с ней ящерку на подоконник и закрываю окно, а затем выхожу на опустевшую улицу. Плохая, плохая идея
Сибилла и Феб не знают, что меня не пригласили, я не осмеливалась признаться в этом, опасаясь, что ради меня они поменяют планы, или, что еще хуже, страшась, что этого не произойдет. Когда солнце окрашивает небо в оранжевые и розовые тона, я оказываюсь на пристани и вижу, как Джиана запирает дверь таверны. Я хочу свернуть в переулок, прежде чем она заметит меня, но я недостаточно быстра.
– Сиб ушла с матерью и отцом больше часа назад. – Она осматривает мой наряд. – Почему ты не одета?
Вместо того чтобы еще больше погрязнуть в жалости к себе, я распахиваю глаза в притворном ужасе и шепчу:
– Неужели я снова надела невидимый наряд?
У Джианы хватает такта посмеяться над моей глупой шуткой.
– А с твоим платьем что? – спрашиваю я.
– Боги, ты думала, я пойду на изолакуоринский праздник? Не в этой жизни.
Поскольку у нас только одна жизнь, я так понимаю, в ее планы праздники не входят вообще.
– Куда же ты в таком случае?
– В Ракс. Люди устраивают собственный праздник, раз ленты остались по эту сторону канала.
Неудивительно.
Людям даже не разрешается заплывать в воды, окружающие королевский остров.
– Как ты доберешься до Ракоччи?
Она поджимает губы. Молчит. Секунду. Вторую. Наконец вздыхает.
– На лодке Энтони. Он с друзьями не попал в список.
– Я тоже.
Джиана приподнимает одну бровь:
– В это трудно поверить.
– Поверь. – Я облизываю губы. – Можно мне с тобой?
В золотом свете заходящего солнца смуглая кожа Джианы кажется темнее, почти черной.
– Твоя бабушка…
– Ей не нужно знать.
– Фэллон…
– Пожалуйста, Джиа. Я умоляю тебя. – Я подхожу к ней, молитвенно сложив ладони. – Я сделаю все что угодно. Вообще что угодно.
У нее вырывается глубокий вздох.
– Просто спаси меня от участи стать кормом для змей, когда твоя бабушка выбросит меня в канал, хорошо?
– Да! – Я почти кричу, потом добавляю уже почти нормальным голосом: – Но она не бросит тебя в канал. Я клянусь в этом всеми богами фейри.
Джиана улыбается и качает головой, затем указывает на причал, где стоит Энтони, его взгляд прикован к нам.
Я предвкушаю поездку в Ракс. Я хочу не только избавиться от тоски, но и встретиться с Бронвен.
Энтони наблюдает за мной.
– Ты не на пиру, Фэллон?
– Я Росси, помнишь? – Я прикусываю щеку, не до крови, но достаточно сильно, чтобы стало больно, и это отвлекает меня от боли, снова пронзающей мою грудь. – У нас довольно шаткое положение.
Он все еще не пропускает меня на свое судно.
– Я заплачу. – Я запускаю руку в карман юбки.
– Фэллон, пожалуйста. – Он сжимает мою руку. – Твои деньги здесь не
