Хидзирико Сэймэй - В час, когда взойдет луна

— На какую сумму примерно? С какой регулярностью? Сколько человек охраны — или там только варки, но все равно сколько?

— Нерегулярно. У него судоходная компания. Груз каждый раз на другом корабле. Нам придется добывать информацию. Контрабандные партии обычно небольшие, охраны много. На судне — человек 20. И ещё приемная комиссия. И ещё порт. Но вот тут у нас была одна идея.

— Скажи.

— «Троянский конь», только не как у Машека. Они ведь на чем провалились — хотели захапать обе партии — туда и обратно — в точке передачи. Въехал?

— А ты хотел закосить под приемщиков?

— Так точно, сэр. Йо-хо-хо и бутылка рома. Даже не обязательно стрелять — просто как-то задержать их, чтобы слегка опоздали. Но у идиотов не было желания так делать, а у нас с Миленой — возможности. Нас двоих для этого было мало. И у нас не было своего канала сбыта для серебра — ну или что там окажется. А у тебя есть Стах. Понимаешь, нам это нужно даже не потому, что деньги опять потребуются… А потому что… Если повезет, появится какое-то «мы». Отдельное. Если даже не повезет… передышка все равно нужна.

— Да, ты прав… — Эней немного помолчал, растер ладонями озябшие плечи — с моря тянуло холодом, а он выскочил без рубашки.

— Игорь, — спросил он наконец. — Командирского опыта у меня нет ни черта. И вообще я болван и страшно боюсь… потерять вас… и что это произойдет по моей вине. Боже, я и не знал, какой груз тащил Ростбиф. И я все удивляюсь — если это так заметно… то почему вы подчиняетесь?

— Во-первых, остальным не так заметно. — Эней опять поежился, на этот раз не от холода. — А во-вторых, больше некому. Ты же сам мне говорил, помнишь?

Эней кивнул.

— Значит, Братислава. И значит, есть только «мы» и никакого ОАФ, и никаких довесков. Но… я просто не знаю, как мы теперь с ними. И как мы без них. Одинокие террор-группы не выживают. К «Шэмроку» приставать не хочу, они уроды. К «Гринфилдам» тоже не хочу, я всё-таки не ирландец… и вообще националы ребята хорошие, но каждый тянет в свою сторону: этим свободную Ирландию, тем независимую Украину или Беларусь или Израиль — их и бьют по одному… И к «Роттенкопфен» не хочу, меня коммунизм не возбуждает. А то, что писал Ростбиф — новая организация… Не верю, что сможем. Я… боюсь доверять теперь. Вам пятерым доверяю. А больше никому.

— Нам ты не доверяешь. Веришь, что не предадим, а вот доверять, полагаться — нет. И себе тоже. Вот поэтому нам и нужно в Братиславу.

На следующий день Эней обрадовал Стаха вестью о том, что нашел покупателя на яхту.

— И кто у нас покупатель? — лоб Стаха пошел удивленными складками.

— Я. Мы уедем послезавтра — может, на месяц, может, дольше. Хеллбоя возьмем с собой. Если вернемся живые — купим яхту. Договорились?

— Слушай, — Стаху было очень неловко, — ты, конечно, все такое… но меньше трехсот я даже с тебя не возьму.

— И не надо, — сказал Эней. — Ты лучше мне скажи: ты серебром или камешками возьмешь?

— Х-хороба, — ещё больше удивился Стах. — Конечно, возьму. Но по балканскому курсу.

— Годится, — согласился Эней.

Интермедия. Go down, Moses

Трагикомедия с историческим оттенком в постановке В.А. Габриэляна

Голографический экран разбит на лепестки под углом друг к другу — такое сложное фасеточное сооружение, мушиный глаз навыворот. А по ним ещё информация течет. Плывет, меняется, сдвигается. Лучше охоты, лучше войны. Давно лучше любви. Ох, Антон Мануйлович, крестный, мастер, ну почему? Я-то просто радуюсь, а ты счастлив был бы.

Если бы некто подумал, что Аркадий Петрович Волков с его семейной историей и опытом процедур дознания бироновского образца должен сильно не любить сыскные дела, этот некто жестоко ошибся бы. Господин советник не любил дела сфабрикованные, а вот настоящие его интересовали очень. Это было одним из многих любимых развлечений — собрать с самого начала «от земли» настоящее следственное дело и потом следить, как скоро соответствующие организации придут к тем же заключениям, что и он сам.

Но данное расследование скорее относилось к делам рабочим. 32 трупа за два с лишним года. Последнее время — по два в месяц. Раны на горле. Резаные. Замаскированы под рваные — уже после наступления смерти. Тела обескровлены. Волков понимал, почему милиция и СБ раскидали покойников по четырем разным производствам. Никому не хочется докладывать о неуловимом обезумевшем старшем или хорошо маскирующемся под старшего маньяке такого масштаба. Это естественно и даже ненаказуемо. А вот чего он не понимал — это того, почему во всех четырех отчетах не упоминалось совершенно очевидное обстоятельство: 30 из 32 случаев ложились в круг: 2–3 часа езды от Тулы. На автомобиле, естественно. Потому что убийца ездил на автомобиле. На черном. Черным автомобиль был всегда. Марка могла оказаться какой угодно — почему следователи сначала и решили, что очевидцам мерещится. Убийца гонял на черной машине и в этой машине если не всегда, то часто крутил спиричуэлсы. «Go down, Moses» проходил по пяти инцидентам. Охват, доступ к средствам передвижения, старомодные вкусы… Хоть у кого-нибудь, хоть в порядке бреда, а должно было всплыть предложение поискать в Туле, в окружении тамошнего хозяина, Юрия Андреича Фальковского, фармацевтического магната и большого любителя всего, что движется на колесах. Но нет, пуста была аллея. И значило это, что по крайней мере местным органам следствия задеть Фальковского хочется меньше, чем раскрыть нехорошее, дьявол знает какой паникой чреватое дело.

Волков покачал головой. Фальковского он знал довольно давно. В предпоследнюю мировую они были соседями с 41 по 43 и партнерами по рельсовой войне.

— Мост?

— Мост.

— Синий?

— Выгонический. А разве он синий?

— Значит, посинеет — от такого количества взрывчатки.

Юрий Андреевич тогда был человеком и Волков был ему даже некоторым образом обязан — Фальковский, по совместительству секретарь выгонического подпольного райкома, поначалу прикрывал Волкова от коллег и Москвы. Дело было не в диете, если бы даже и обнаружилось, что Волков — упырь, это вряд ли кого бы обеспокоило в тамошних обстоятельствах, а в совершенно очевидно непролетарском его происхождении. Впрочем, года с 42 этот вопрос больше не вставал, а вот Фальковского Волков не забыл — и полвека спустя, встретив его уже в качестве старшего, даже обрадовался.

Тем менее приятно было заподозрить Фальковского именно сейчас. Было ясно, что спусти Волков «вказивку» — и Фальковского «не найдут». Улики исчезнут, свидетели попрячутся. Или наоборот. Найдут и принесут голову на блюде, вне зависимости от того, имеется ли состав преступления или нет.