Дмитрий Колосов - Воин
— Так и есть. Но люди верят, потому что хотят жить. И умирать без страха. Как прекрасно умирать, зная, что через мгновение возродишься вновь.
У ворот они распрощались. Евриту предстояло быть участником переговоров с акрагантским тираном Фероном; переговоров, увы, неудачных. Эмпедоклу было назначено на этот день вызывать дождь. Стояла жара и нивы нуждались в поливе. Павсанию надлежало замывать кровавые пятна, покрывавшие пол и стены трапезной, и при этом размышлять о смысле жизни. Их пути разошлись. Быть может надолго, а скорей навсегда. Пока же они еще могли видеть друг друга.
Философ и его ученик смотрели вслед уходящему воину до тех пор, пока он не скрылся за изгибом улицы. Здесь Еврит обернулся и увидел две неподвижные фигуры, одна из которых, облаченная в пурпур, была словно с ног до головы покрыта запекшейся кровью, вторая была бела, подобно коже невинной девушки. Алое на белом… Кровь так эффектно и пугающе смотрится на снегу. Спартиат помахал рукой.
Он был благодарен Судьбе, сведшей его с этими людьми.
Странными людьми, интересными людьми, загадочными людьми; людьми, в чьей душе мудрость уживалась с жестокостью.
Он был благодарен Судьбе, даровавшей ему возможность жить именно в это время.
Странное время, интересное время, загадочное время; время, напоенное кровавыми ветрами и приходящим из неведомых глубин огнем познания.
Время, равное тысяче поколений.
Время жить.
Время…
* * * Диалог по поводу похвального слова тирании, так и не сказанного философом ЭмпедокломФаларид[121]. Что означают слова, сказанные тобою, Эмпедокл, о готовности произнести похвальное слово тирании? Значит ли это, что ты наконец признал тиранию как единственно правильную форму правления?
Эмпедокл. Ни в коем случае. Тирания есть зло, избежать которое было бы благом для любого народа.
Фаларид. По-твоему, зло заключается в тирании или любой единоличной власти?
Эмпедокл. Любая власть безнравственна.
Фаларид. Из сказанного тобой я могу сделать вывод, что ты отрицаешь абсолютно любую власть.
Эмпедокл. В определенной мере — да. Любая власть несовершенна, ибо устанавливается человеком, который далек от совершенства.
Фаларид. А если власть установлена богом или богами? Подобная власть должна быть идеальной.
Эмпедокл. На это я имею три контраргумента. Первый — боги не должны вмешиваться в дела людей. По крайней мере благоразумные боги. Второй — полагаю, ты согласишься со мной, отношения между самими богами далеки от идеальных. Тиран Зевс не может удержать в полной покорности своих рабов.
Фаларид. Власть Зевса наследственна и происходит из глубокой древности, потому я назвал бы Зевса базилевсом[122].
Эмпедокл. Считать базилевсом того, кто сверг собственного отца. О какой легитимности здесь может идти речь? Низвергать царственных отцов — удел тиранов!
Фаларид. Ты заблуждаешься.
Эмпедокл. Вовсе нет. И третий — чтобы раз и навсегда покончить с этим спором по поводу развратников и лгунов с Олимпа, признаюсь, что склонен присоединиться к мнению Протагора[123], сказавшего: «О богах я не могу утверждать ни что они существуют, ни что их нет».
Фаларид. Выходит, ты считаешь, что боги не существуют на самом деле.
Эмпедокл. Вовсе нет. Но я считаю, что они выглядят иначе, чем полагает традиция. Я имел смелость как-то заметить по этому поводу:
Бог не имеет над телом ни головы человечьей,Ни двух ветвящихся рук, вверх со спины устремленных,Ни скорых колен, ни ступней, ни органов, шерстью покрытых,Дух он священный и только, скрытый от нашего слова,Пронзающий разумом быстрым космос от края до края.
Фаларид. Бог есть лишь мыслящий дух. Позволь не согласиться с тобой, Эмпедокл. Впрочем, вернемся к нашим баранам. Так о чем мы говорили прежде?
Эмпедокл. Верно о тирании.
Фаларид. Я хвалил ее, ты ругал.
Эмпедокл. Нет, до этого еще не дошло.
Фаларид. Прекрасно, значит сладкое пиршество спора ожидает нас впереди. Но возвратимся к сказанному тобой. Ты отрицаешь любую власть. Значит ли это, что ты за анархию?
Эмпедокл. Нет. Анархия — тоже власть, власть безвластья. Много худшая, чем, скажем, тирания или демократия.
Фаларид. Так какую же власть предпочитаешь ты?
Эмпедокл. Аристократию духа.
Фаларид. Поясни, что ты имеешь в виду, говоря об аристократии духа?
Эмпедокл. Я признаю власть, которая основывается на воле людей, постигших тайны сущего, сильных духом и смелых сердцем.
Фаларид. Такие есть?
Эмпедокл. Должны быть.
Фаларид. Почему бы не предположить, что эти качества присущи тиранам?
Эмпедокл. Не буду спорить. По крайней мере многим из них. Но в этом случае прибавь сюда жестокость, подозрительность, коварство.
Фаларид. Человек не может быть выкрашен в один цвет и кому, как не тебе знать это.
Эмпедокл. И кому как не тебе, Фаларид.
Фаларид. Аристократ духа — есть сверхчеловек?
Эмпедокл. В какой-то мере. Но лучше сказать — нет. Первого определяет мудрость, второго — сила. Аристократ духа будет мудрым.
Фаларид. Тогда при нем должен состоять палач.
Эмпедокл. Об этом я не думал.
Фаларид. Положим, я и сам ничего не имею против такой власти, которую ты именуешь аристократией духа. Не хочу обижать тебя, Эмпедокл, но сдается мне, ты украл эту идею у Платона.
Эмпедокл. Не хочу огорчать тебя, Фаларид, но Платон еще не создал своего «Государства».
Фаларид. Как все перемешалось в этом мире. Словно опять наступили времена хаоса. Хорошо, я признаю твое первенство относительно этой идеи. Мне нравится придуманная тобою власть, но она не подходит для нашего мира. Она химерична. Она может существовать как великая утопия, но в реальном мире, мире людей ей нет места. Она основана на гармонии, которой нет там.
Где вечная злоба, убийство, стаи карающих духов,Точащий силы недуг, тщета и ничтожество тленья…[124]
Эмпедокл. Да, это так. Но человек должен думать о высшем.
Фаларид. Должен, не спорю. Но порой нужно спускаться на залитую кровью землю, где царят безвластие и хаос. Сильная власть — вот что нужно человеку!
Эмпедокл. Власть…
Фаларид. Власть. Можно ли считать лучшей власть аристократов по роду?
Эмпедокл. У нее есть определенные достоинства.
Фаларид. Например?
Эмпедокл. Аристократы учены и чтят традиции предков. Они богаты, их меньше других волнует нажива.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});