Юрий Тупицын - Дальняя дорога

— Зла? Да земные города всегда были центрами культуры и прогресса! Нечего нам приписывать свои недостатки.

— Но у нас нет городов, — спокойно и снисходительно возразила девушка. — Как можно приписывать несуществующее?

— Совсем нет городов?

— Есть, но это города-музеи, которые мы охраняем так же, как люди охраняют дворцы, храмы и пирамиды.

— Жизнь без городов? — Гирин никак не мог освоиться с этой мыслью. Хоть убейте, не могу представить себе этого!

— Инерция мышления, — хладнокровно констатировала Дийна.

— Опять инерция?

— Опять. Тысячелетиями человечество строит и разрушает города, разрушает и снова строит. Растет число городов, растут сами города, и вам уже кажется, что так будет всегда. Даже самое далекое будущее видится вам лишь в гипертрофированно-урбанизированном варианте. Но прогресс — это не летящий снаряд, а качающийся маятник. Придет время, и если человечество справится с трудностями и уцелеет, то в ходе строительства коммунизма и космического расселения маятник градостроительства качнется в обратную сторону. Города постепенно растают, исчезнут с лика планеты. Правда, — по губам Дийны скользнула недоверчивая улыбка, в которой был оттенок мечтательности, — наши социологи говорят, что, когда разумные начнут гасить и разжигать звезды, реконструировать галактики и осваивать соседние субвселенные, они снова начнут собираться в огромные поселения. Но когда это будет!

Такое далекое будущее мало интересовало Александра, он думал о своем.

— Рассеются города, что же останется?

— Поселения-коммуны в несколько десятков, ну сотен человек каждое. Останутся коллективы, спаянные не только трудом, но и дружбой, общими интересами. Люди, которые, помимо высокого творчества и созидания, занимаются еще и древними, милыми сердцу, такими увлекательными полезными делами! Охотой, рыбной ловлей, коллекционированием, садоводством. В таких коммунах каждый человек на виду: он знает каждого и каждый знает его. Коммуны — единение собратьев и содругов, в коммунах крылатые слова «один за всех и все — за одного» не лозунг, не мечта, а сама жизнь. В таком мире содружества люди преодолевают свои слабости, ведут себя достойно, если даже кто-то или что-то соблазняет их и сбивает с правильного пути. Таким миром правит не только личная свобода, но и общественная необходимость, и царит в нем не одно доверие, но и высокая ответственность. У нас нелегкая, потруднее вашей, но зато такая интересная жизнь! Да ведь и у вас ростки духовного здоровья и новой морали пробиваются и крепнут прежде всего в предтечах коммун — в экспедиционных и студенческих отрядах, на зимовках, в молодежных бригадах, разве не так?

— Так, — согласился Александр в раздумье. — Но что же получается, назад, к природе? Голый счастливый человек на первозданной земле? Вы думаете, земные чудаки не мечтали об этом? О «назад, к природе» написаны многие тома, но это же пустые мечты, утопии!

— Не назад, к природе, а вперед, к природе, — с ноткой усталости в голосе поправила девушка, может быть, ей надоел сам разговор, может быть, утомила непонятливость Гирина. — Мы вернулись к природе, но мы отличаемся от первобытных охотников с каменными топорами так же резко, как этот охотник в эпоху своего господства отличался от диких зверей. — Серебряные глаза прямо взглянули на Александра. — Я одна могу сделать больше, чем целый земной город. Могу перебросить через реку мост, проложить в горах дорогу, построить дворец или океанский корабль.

— И разрушить город, — подсказал Александр. Ему было почему-то и грустно от той странной картины будущего, которую нарисовала ему девушка. — Разрушить большущий город вместе с копошащимися в нем в поисках счастья человечками!

Серебряные глаза холодно взглянули на Гирина, но голос девушки прозвучал с неожиданной, взрослой мягкостью:

— Города сами умрут, когда пробьет их час. Не города нужно разрушить, а создавать коммуны: отряды, бригады, поселения. И беречь как зеницу ока их особую, высокую мораль. В коммунах — ваше будущее. — Дийна поднялась на ноги. — Пойдемте, Саша. Ваши крылья уже готовы.

Глава 16

Гирин, разумеется, строил самые разные предположения насчет того летательного приспособления, которое Дийна несколько таинственно называла незримыми крыльями. И во всех вариантах ему представлялось нечто неопределенное, эфемерное, собственно крылатое — вроде крылышек стрекозы. Но увидел он совсем иное — на месте сказочного костра в центре большого пятна увядшей, а по центру даже выгоревшей травы лежал широкий золотистый пояс, как две капли воды похожий на тот, что охватывал талию Дийны.

— Это и есть незримые крылья? — Гирин смотрел то на пояс, то на девушку недоверчиво и, пожалуй, иронически.

— Они самые. Надевайте!

Гирин не без опаски поднял пояс. Он был тяжелым, не меньше килограмма весом, гибким и податливо-упругим, будто сделанным из губчатой резины. Чувствовалось, что это не простая полоса кожи или плотной ткани, а нечто заполненное жидкостью или пастой, какое-то хитроумное устройство. Держа пояс на ладонях, Александр вопросительно посмотрел на девушку.

— Надевайте! — с улыбкой повторила Дийна.

Гирин накинул пояс и несколько замешкался — не знал, как его застегнуть. Дийна помогла — оказалось, что надо было попросту заправить в боковую щель массивной пряжки свободный конец.

— А как снимать?

— Поверните пряжку по часовой стрелке. Вот и все! Теперь застегнитесь снова. И поверните пряжку против часовой стрелки.

Когда Александр выполнял эту команду, он почувствовал, что пряжка проворачивается не свободно, как в обратную сторону, а с заметным усилием и стрекотанием, точно он заводил большие часы с тугой пружиной.

— Вот вы и готовы к полету! — весело констатировала Дийна. — Не побоитесь?

— Не побоюсь, — с некоторой заминкой ответил Александр.

Конечно, он не боялся, как, скажем, люди боятся переходить пропасти по шатким мостикам без перил. Это было гораздо более сложное чувство, и Гирин не сразу в нем разобрался. Это была не боязнь, а опасение, естественная настороженность классного пилота, привыкшего обязательно проверять технику перед полетом, пусть ее готовили самые опытные и добросовестные специалисты, а теперь лишенного этой возможности. Память услужливо подсказала ему, что пояс изготовила девчонка, еще не получившая аттестата зрелости. Поэтому он и заколебался, прежде чем ответить утвердительно, но, ответив, тут же отбросил настороженность и сомнения. Это тоже была летная привычка: приняв решение, уже не сомневаться. Гирин отлично усвоил афористический совет многоопытного и хитроумного Ассена Джорданова менять решение во время вынужденной посадки равносильно катастрофе.