Дьявол и Дэниэл Уэбстер - Стивен Винсент Бене
– А что случилось? – спросил Джон Блэгден.
– Осложнения. – Лицо сестры стало непроницаемым. – Но вам беспокоиться не о чем. Это совсем не то, что у вас. – Она взглянула на часы. – Ох, надо спешить. Уже запаздываю проверять пульс. Но если вам что-нибудь надо, вы только скажите.
– Обязательно, – откликнулся Джон Блэгден. Он затушил сигарету и откинулся на спину. И лежать было приятно, и вести обычный разговор. Приятно поболтать о милом старичке с осложнениями, о которых ему незачем беспокоиться. Вообще все хорошо. Надо позвонить Розали и так ей и сказать.
Он поднял трубку и набрал номер.
– Миссис Блэгден дома?.. А, привет, Эдна… Да, мистер Блэгден… Да, гораздо лучше, спасибо… Хорошо, подожду.
Он ждал, смакуя момент, пока удалялись от телефона семенящие шажки и что-то потрескивало в трубке. Потом послышался теплый знакомый голос.
– Привет, дорогая… о, прекрасно. Я вздремнул. Пит зайдет позднее рассказать мне про снимки. И знаешь, дорогая, не надо приходить сегодня вечером. Похоже, холод собачий… Нет, честно, не надо. Может, Чарли зайдет, а если нет, просто поваляюсь и поработаю. Кажется, мне удалось по-новому взглянуть на эту главу. Как дети?
Он слушал, говорил и смеялся. Теплый знакомый голос рассказывал ему о привычных мелочах – об участии Сюзан в постановке и арифметике Билла. Их было приятно слышать. Он так и представлял, как все они живут в квартире без него, словно заглядывал в кукольный домик. Выглядели они славно – славная семейка. У них были собака и золотая рыбка, горничная, еда на тарелках, лампы, которые включались и выключались. Только куклы, которую называли Отец, пока не было внутри, но со временем все наладится.
Раньше он никогда особо не задумывался о том, что они семья, никогда не отступал, чтобы взглянуть на них со стороны. В каком-то смысле казалось нелепым, что у него, Джона Блэгдена, есть семья. Как будто он только притворяется. И все же они были. Они совершили нечто, он и Розали, и не просто поженились и сняли квартиру. Они сделали это, почти не задумываясь, и с тех пор так и продолжалось.
– Пока, дорогая, – сказал он. – Береги себя, – и он услышал, как теплый голос ответил: «Пока, милый».
«Да, у нас неплохо получилось, – думал он. – Бедняжка, тяжко ей пришлось. Как она перепугалась в ту ночь. Я же видел, как она напугана, хоть и не подает виду. Ну как-нибудь выберемся. Ты везунчик, Блэгден. Ты сам не понимаешь, как тебе повезло. А ведь тебе могла достаться жена вроде Джо Притчетт и дети с перепонками».
Он положил трубку и уставился на листы желтой бумаги на доске. Казалось, прошла целая эра с тех пор, как он в последний раз писал слова на желтой бумаге, но и в этом случае все будет в порядке. Теперь-то он видел, что последние две главы романа вышли неудачно – видимо, он был болен, когда писал их. Но теперь он видел их по-новому и мог продвигаться дальше. Он нарисовал несколько загогулин, домик с дымом из трубы, птицу с крапчатыми крыльями. Почему-то это было необходимо. Потом смял лист, бросил его на пол и принялся писать.
Час спустя он отложил карандаш. Сотен пять слов, наверное. Немного, но это лишь начало. И все получилось как надо – утомило его, но получилось. Хорошая будет книга, а может, и не просто хорошая. В сорок три года уже надо суметь написать хорошую книгу, если это тебе вообще суждено. В прежние времена умели. Долгую, по-детски воодушевленную минуту он с удовольствием представлял себе длинные рецензии, и во всех говорилось одно и то же. Это неважно, это ничего не значит; пишешь по другим причинам, но когда видишь такое, это как сладость меда на языке. Однажды с ним такое было, после книги «Годы дерзки» восемь лет назад, и его до сих пор знали как автора романа «Годы дерзки». Но теперь, с новой книгой, все изменится. Теперь у него есть чем все изменить.
Нет ничего подобного чистому листу желтой бумаги и карандашу в руке – ни любви, ни здоровья, ни юности. Ничто с ними не сравнится. Он полагал, что Питу Деннису медицина доставляет такое же удовольствие, но каким образом, понять не мог.
Вот теперь тень боли сгустилась, но этого и следовало ожидать ближе к концу дня. От серьезной операции не оправишься ни за день, ни за неделю. Только теперь врачи уже знают, что делать. В смысле, пятьдесят лет назад я был бы уже мертв, мрачно уточнил он. Приятно было думать об этом быстро и без страха. Он извлек то, что хранил в тайном уголке разума, и рассмотрел. Да, умереть он боялся. Даже пока он говорил с Питом, небрежно, несмотря на боль, его временами окатывал волной этот слепой животный ужас. Он цеплялся за руку Розали. Потом ему сделали укол, и пришлось вести себя, как подобает джентльмену. Но ужас никуда не делся.
В дверь постучали.
– К вам мистер Фентрисс, мистер Блэгден.
А вот и Чарли, чуть пришибленный, как все посетители, не знающий, что делать с цветами. Он был рад видеть старину Чарли с его жесткими напомаженными усами и в отличном костюме.
– Ну ты прямо франт. Большое спасибо, выглядят шикарно.
– Ты сам шикарно выглядишь, – ответил Чарли. – По-моему, ты симулянт. – Он присел на краешек стула, как делали все посетители.
– О, я в порядке, – заверил Джон Блэгден. – Просто небольшой Макуиртер.
– Небольшой что? – не понял Чарли.
– Это они так его называют, – объяснил Джон Блэгден, – когда вырежут из тебя кучу всего и снова зашьют. Еще нашли какие-то спайки, – с гордостью добавил он.
– И ты три часа провел на столе, и врачи говорили, что свершилось чудо, – подхватил Чарли. Он усмехался. – Понимаю, – продолжал он. – Чего только ни сделаешь за десять процентов! Ручаюсь, по межгороду я наговорил больше, чем кто бы то ни было в Нью-Йорке. Ну я рад, что все кончилось. Мы вроде как беспокоились. – Его глаза блестели. – Удалось поработать?
– Нет, Саймон Легри[56]. Но я собираюсь.
– Вот и хорошо, – ответил Чарли. Его напомаженные усы топорщились, как у дружелюбного кота. – Тут возникла пара вопросов. Я бы не стал тебе докучать ими, но просто подумал, что мы могли бы пробежаться по ним вместе. ТДС хотят сделать постановку по «Цветам, которые распустились» для
