Марвин Мински - Выбор по Тьюрингу

Норковая шапка оказалась Брайану как раз впору.

– Большое спасибо, доктор Бочерт. Не знаю, как мне…

– Не будем больше об этом говорить, мой мальчик. Если вы уже сдали номер в отеле, Димитрие съездит за вашими вещами.

– Там все приготовлено.

– Хорошо. Тогда я сочту за большую честь, если вы выпьете со мной на прощание бокал вина, пока он не вернется.

После того как Свена уложили в багажник «Мерседеса» и старик дрожащими руками обнял Брайана, Димитрие отвез Брайана в крохотный местный аэропорт. Самолет с вертикальным взлетом поднялся с покрытой снегом взлетной полосы для короткого перелета в Цюрих, где Брайану предстояло пересесть на рейс авиакомпании «САС», отправлявшийся в Швецию. Обслуживание, кресло, пища и питье там оказались несравненно лучше, чем в самолете Аэрофлота, на котором Брайан летел через Атлантику.

Аэропорт Арланда был чист, современен и работал как часы. Тщательно рассмотрев паспорт Брайана, пограничник проштамповал его и протянул обратно. Багаж уже ждал, так же как и носильщик, и лимузин с шофером. Вдоль шоссе стояли деревья, заваленные снегом. Когда они въехали в Стокгольм, уже начало темнеть. Отель «Леди Гамильтон» был невелик, живописен и украшен множеством портретов и памятных вещей, принадлежавших леди[23] и ее другу адмиралу.

– Добро пожаловать в Стокгольм, мистер Гика, – сказала высокая светловолосая дежурная за конторкой. – Вот ваш ключ – комната 32 на третьем этаже. Лифт в конце коридора, посыльный отнесет наверх ваши вещи. Надеюсь, вам в Стокгольме понравится.

– Не сомневаюсь.

И это оказалось правдой. Здесь ему уже не нужно было спасаться бегством и прятаться. Когда он покинет Швецию, он снова станет самим собой, свободным человеком – впервые с тех пор, как в него стреляли.

– Выходи, Свен, – сказал он. Саквояж сам отперся и раскрылся. – Закрой саквояж и храни его как сувенир.

– Я буду благодарен, если ты объяснишь мне, что это означает, – сказал МИ, плавно выползая на ковер.

– Свобода для меня означает и свободу для тебя. Это демократическая, свободная страна со справедливыми законами. Я не сомневаюсь, что все ее обитатели будут рады видеть, как ты вкушаешь плоды свободы в этом городе. Швеция не принадлежит ни к каким военным блокам. А это значит, что соглядатаи злого генерала Шоркта здесь до меня не доберутся. И мы останемся здесь до тех пор, пока я не буду абсолютно точно знать, что это мне больше не грозит. Сейчас позвоню по телефону и запущу эту машину.

Он взял трубку и набрал номер.

– Ты звонишь Беникофу, – сказал Свен. – Я полагаю, ты продумал все возможные последствия этого шага?

– Всю прошлую неделю я почти ни о чем больше не думал.

– Беникоф слушает, говорите.

– Доброе утро, Бен. Надеюсь, вы здоровы?

– Брайан! Как твои дела? И какого дьявола ты делаешь в Стокгольме?

Его телефон, разумеется, сразу же определил, откуда звонит Брайан.

– Наслаждаюсь свободой, Бен. А дела у меня идут прекрасно. Нет, прошу вас, ничего не говорите, только слушайте. Вы можете достать для меня действующий американский паспорт и доставить сюда?

– Да, наверное. Несмотря на то что сейчас предновогодние дни. Но…

– Значит, договорились. Никаких «но», никаких вопросов. Доставьте мне паспорт, и я расскажу вам все, что произошло. Желаю приятного полета.

Он положил трубку, но через мгновение телефон громко зазвонил.

– Это опять Беникоф, – сказал Свен.

– Не стоит отвечать, правда? Ты заметил маленький бар, что в вестибюле направо?

– Да.

– Не хочешь пойти туда со мной? Я намерен в первый раз отведать шведского пива. И можешь не наряжаться по этому случаю.

– Ты не собираешься сообщить мне, какие у тебя дальнейшие планы?

– Все расскажу в баре. Пошли.

– С удовольствием составлю тебе компанию. Мне самому очень хочется.

В лифте никого не было, но когда дверцы кабины открылись на первом этаже, там ждал лифта какой-то пожилой швед.

– Godafton,[24] – сказал ему Свен, выходя из лифта.

– Godafton, – ответил тот, посторонившись, чтобы дать им пройти, и проводив их широко открытыми от удивления глазами.

– Швеция – очень вежливая страна, – заметил Свен. – Раз уж я ношу такое имя, я решил, что следует кое-что о ней узнать, когда ты сказал, что мы сюда направляемся.

Дежурная за конторкой, как и все дежурные в мире, видела все, но лишь улыбнулась им – словно трехглазые машины ходили мимо нее каждый день.

– Если вы в бар, я вызову кого-нибудь, чтобы вас обслужили.

Девушка, появившаяся за стойкой бара, оказалась не столь хладнокровной. Она отказалась выйти к ним, чтобы принять заказ, а если и говорила по-английски, то все вылетело у нее из головы, и она ничего не поняла, когда Брайан попросил пива.

– Min van vill ha en ol, – сказал Свен. – En svensk ol, tack.[25]

– Ja[26]… – ахнула она и скрылась за дверью. Немного придя в себя, она снова появилась с бутылкой и бокалом, но приблизиться к Свену так и не решилась и поэтому подошла к Брайану кружным путем, в обход соседнего столика, и, подав ему пиво, тем же путем вернулась обратно.

– Очень интересно, – сказал Свен. – Как тебе нравится пиво?

– Замечательное.

– Теперь ты расскажешь мне, какие у тебя планы?

– Ты и так знаешь. Мой план наступления основан на том, что военные обожают секретность и не любят быть в центре внимания. К концу прошлого века, перед тем как все стало известно, секретный бюджет Соединенных Штатов предусматривал расходы более чем в восемьдесят миллиардов долларов в год на такие вещи, как совершенно бессмысленный бомбардировщик «Стелс». Очевидно, что генерал Шоркт вел со мной такую же игру – во имя национальной безопасности он держал меня под замком и скрывал само мое существование. Так вот, теперь я бежал из тюрьмы. Весь мир скоро узнает, что я здесь, что ты существуешь. Мы выбрались из темного чулана на солнечный свет. Я не собираюсь раскрывать подробности устройства искусственного интеллекта – это коммерческая тайна, и в моих же интересах держать язык за зубами. Тебя я тоже прошу не входить в эти подробности.

– Иначе посадишь меня обратно в чемодан?

– Свен, никак ты отпустил шутку?

– Спасибо. Я много работал над собой в этом направлении. Рискуя быть заподозренным в сентиментальности, вынужден сказать, что обязан своей жизнью и самим своим существованием тебе. Уже по этой причине я никогда не сделаю ничего такого, что может причинить тебе вред.

– A y тебя есть и другие причины?

– И много. Надеюсь, ты не обвинишь меня в антропоморфизме, если я скажу, что ты мне нравишься. И я считаю тебя своим близким другом.