Светлана Дильдина - Песня цветов аконита

— Ох, ну и дурочка, — раздраженно произнесла Тэйин, но голос ее дрогнул. — Давно не было слышно о Забирающих души, но еще бабушка моя рассказывала, как двое их в разное время появлялись в предгорье Юсен и деревнях вблизи Гёру. Тот, первый, долго жил в городе, выдавая себя за человека…

— Что же, Благословенный прислал нам оборотня? — с нервным смехом спросила Ясу.

Мы скоро засобирались домой. Даже ароматный настой со сладкими палочками не шел в горло. Конечно, мы с Ясу не из трусливых, но ииширо — это слишком страшно. Много раньше водилось существ, о которых мы теперь знаем только из свитков. Про этих же до сих пор опасаются говорить.

Ночью луна была цвета крови, большая… Запел соловей — черногрудка, а я почти не обрадовалась. Глупая Мышка, зачем она нас напугала? Уж ей-то точно нечего опасаться, на нее даже оборотень не взглянет.

У него красивое имя. Мне кажется, когда я его увижу, пойму, человек он или же нет.

Гарнизон оставался в стороне от гражданских дел, как и подобало ему — но словно границу провели между военной частью близ Гёру и собственно городом. Слишком уж сильно Йири потянул повод, показывая свою власть — разумеется, необходимое число людей ему выделили, но с Асахи отныне им было не по пути.

В случае мятежа гарнизон поддержал бы его беспрекословно, однако разве безумец решился бы на открытое недовольство. А в остальном — ни тени поддержки.

— Генерал и пальцем не шевельнет, чтобы помочь мне, — невесело сказал Йири помощнику. — А ведь мог бы. Его побаиваются… на его стороне не только сила закона, но и солдаты. И он многое знает… и то, куда могут нанести удар. Я — не знаю.

Записки Юхимэ

Я наконец смогла мельком его увидеть. Я проезжала в носилках по улице, и он с небольшой свитой двигался нам навстречу. Мышка просто глупа. А он… ох. Лучше написать о том, что было вечером.

Мне стыдно думать об этом, но вряд ли я всегда веду себя подобающим для девушки образом, Я всегда была любимицей отца — он говорит, что мои черты очень напоминают ему мою мать. К младшему брату, Найли, отец всегда был строже — насколько он вообще может быть строгим.

К стыду своему, признаюсь этим листам бумаги, я часто покидала женскую половину, когда у отца бывали гости, и подслушивала под дверью. У меня легкий шаг, и даже слуги не догадываются… правда, у нас их всего двое, и легко улучить момент, когда их нет поблизости.

Девушке не следует интересоваться делами, но я умирала от любопытства. Ведь наверняка скажут о новом наместнике!

Я прокралась к двери, за которой отец принимал гостей, и слушала около четверти часа. Говорили, что он кажется очень спокойным. Отец говорил, что он никогда не меняет приветливого, ровного тона, с кем бы ни разговаривал. Это необычно. Но какой он на самом деле, пока никто не может понять. Его отношения с чиновниками Окаэры напоминают плавное скольжение водных птиц по озеру, друг против друга, один против стаи. Он никому не позволяет приблизиться настолько, чтобы оказаться беззащитным, и в то же время не отходит слишком далеко, вынуждая их двигаться за собой.

Это все интересно!

Порой я жалею, что родилась женщиной. Конечно, мой брат, окажись он здесь, смеялся бы надо мной. Ну и пусть. В конце концов, я не глупее его, и в детстве мы даже дрались с ним иногда…

Мне запали в душу слова одного из гостей: «Хотелось бы знать, чего он боится».

А весна уже кончилась. Весь цвет с деревьев давно облетел…

День, когда проведена была настоящая проверка, запомнился чиновникам копей. Не только доступные бумаги были изъяты, но и тайные, не предназначенные для посторонних глаз. Откуда узнали о тайниках?

А преступления государственных служителей наказывались строго.

Со-Ину звериное чутье подсказало — грядет что-то неладное. Он поспешил к беседке в саду, достал из-под пола несколько тугих свитков, поднял голову — и услышал:

— Благодарим, что избавили нас от поисков. А теперь отдайте бумаги.

У стоящих на пороге людей была нарукавная эмблема — белый журавлик-хита в синем круге.

Ему приходилось и раньше распоряжаться жизнями людей, но тогда это было прихотью повелителя… А сейчас была власть поступать по-своему… и обязанность поступать, как должно.

Бросив взгляд на бумагу с вынесенным судом приговором — обычным, вполне справедливым, — он в первый раз приложил печать к подобному документу. И негромким, шелестящим был голос:

— Закон есть закон.

Врачей города приглашал к себе. О каждом узнал — много ли у него умирают, много ли выздоравливают. Самым умелым оказали поддержку.

— Вы будете получать деньги не только от пациентов, но из казны округа, — сказал он двум лучшим врачам города. — Конечно, если больные не начнут отправляться на небеса.

Два человека в полосатой одежде почтительно поклонились.

— Я надеюсь, вы сумеете воспитать достойных учеников, — отметил Йири между делом, вспоминая Ёши.

— Мы не тратим время на обучение бездарностей, Высокий. — Слова были сочтены приказом, правда, удивившим и без того преданных своему делу людей.

— Да… Хороших врачей смерть боится… А люди все равно не проживут дольше положенного. Делайте все, что можно.

Когда люди в полосатой одежде скрылись за дверью, ощутил облегчение. Неужели у всех, кто держит в руках человеческую жизнь, такие похожие лица?

— У вас был срок — три недели на починку этой дороги. И вы согласились с ним.

— Так дожди пошли, господин.

— Вот как?

Нет смысла напоминать, что дождь лил всего один день и просохло все быстро, — а работа не возобновлялась еще несколько дней и потом велась из рук вон плохо.

Вполоборота к помощнику:

— Почему их вообще впустили ко мне?

— Они ведь не совершили никакого преступления и настаивали, что обвинение несправедливо…

— Может, и так. Переведите их в район восточного предгорья — там, в глуши, тоже много работы. Я думаю, она будет исполнена в срок.

Запоздалых попыток оправдания слушать не стал. Провел кончиками пальцев по кромке деревянной напольной вазы — похоже, резьба занимала его куда больше коленопреклоненных людей. Резной рисунок — подлинное искусство — а оправдываться — недостойно.

Больше всего пугало, что он ни с кем не спорил, не выходил из себя и не пытался навязывать свою волю. Он просто исполнял то, что положено по закону, не больше и не меньше, благо, сила и власть позволяли так поступать.

Многие лишились имущества, и оно пополнило казну Окаэры. Некоторые потеряли жизнь.

…Нет смысла спорить с камнем на дороге или преградившим путь деревом — их не должно здесь быть. Значит, не будет.